Синдром - Джон Кейз

– Невероятно, но я не помню вашего лица, – сказал Дюран бывшей однокласснице, когда Белинда ушла. – То есть вы из тех, кто поздно расцветает.

– Правда? Вы так считаете? Я наконец-то расцвела? Погодите, я сообщу радостную весть мистеру М. Он так долго этого ждал.

Дюран решил, что она говорит о муже, но Джуди, как выяснилось, имела в виду своего наставника, неисправимо искреннего Нубаро Муссурлиана. Увидев старика сквозь сетку двери, женщина потянула собеседника на улицу, чтобы он поведал бывшему куратору о новообретенной цветистости его бывшей подопечной. Тот засмеялся и пожал Дюрану руку, полюбопытствовав, как у него дела.

– Спасибо, неплохо. Не жалуюсь.

– У меня совсем вылетело из головы, – сказал мистер М., – не напомните, где вы учились?

– В Брауне, – подсказал Дюран.

Мистер М. кивнул:

– Ах да, конечно.

– А потом уехал в Мэдисон, поступил в Висконсинский университет.

– Думаю, в этом есть и моя заслуга: я всегда был высокого мнения о Висконсине. Экономику изучали?

Джефф покачал головой:

– Клиническую психологию.

– Что ж, – улыбнулся мистер М., – для этого и нужны встречи однокашников: держать друг друга в курсе событий.

Остаток дня прошел в приятном ничегонеделании. На «Встрече почета» выпускники разных лет вставали с мест и делились своими мыслями на темы столь несоизмеримые, как проект генома человека, ответственность по отношению к своему сексуальному партнеру и попытки искоренить паразитирующий бильгарциоз в Египте.

Фотосъемка выпускников всех трех классов прошла быстро и профессионально. Деловитый фотограф удачно манипулировал сценками, и афроамериканцы не кучковались отдельными группками, как частенько происходит, а казались рассеянными в общей массе людей.

При встрече Дюран не узнал Банни – до развязной блондинки, что представилась ему после телефонного разговора, ей оказалось далеко. Банни Винкельман оказалась одной из наиболее хищных женщин, каких доводилось встречать Дюрану: на вытянутом лисьем лице сверкали острые желтые клыки.

– Дже-ефф! – воскликнула Банни и, подхватив его под руку, потащила от одной компании к другой. – Помните Джеффа Дюрана?! Вот он!

А затем ему пылко трясли руку, дружески похлопывали по плечу и чмокали в щеку.

– Здесь есть кто-нибудь из нашей баскетбольной команды?

– Не помню, кто играл в баскетбол, Джефф. Господи! Разве что Адам Бауман. Ну конечно, он здесь. – Лицо Банни просветлело, и с пылом знатока она поведала: – Ты слышал, Адаму ампутировали ногу – рак, представляешь?

Дюран покачал головой:

– Какое несчастье!

Спутница согласно кивнула.

– Думаю, ему сейчас нелегко. – Банни приподняла бровь. – Пришлось отказаться от поездки на Олимпиаду.

На стенах кафетерия, где проводился банкет, висели снимки из ежегодных журналов присутствующих классов. Дюран рассматривал фото школьной баскетбольной команды восемьдесят шестого, где были все присутствующие, кроме него самого (тогда ему как раз нездоровилось: острый фарингит или что-то наподобие).

Под баскетбольным щитом в новом гимнастическом зале, под свисающими с потолка знаменами славных дней, стояли парни его выпуска: Сидро, Зальцберг, Вагнер, Макри и Ла Браска. И наконец, сам Адам Бауман с мячом. Вскоре после того, как сделали этот снимок, чернокожему спортсмену посчастливилось получить стипендию, по которой он отправился учиться в университет Райса.

В кафетерии Дюран выпил бокал вина и, заметив в дальнем конце комнаты угольно-черного гиганта, который по всем признакам был Адамом Бауманом, стал пробираться среди собравшихся гостей к старинному приятелю.

– Здравствуй, – сказал Джефф, протягивая руку.

Бауман уставился на его нагрудный значок.

– Джефф! Рад тебя видеть, старина! – Яростное рукопожатие. – Эй, Рон, смотри-ка, кто пожаловал – Джефф Дюран!

Еще одно мужественное приветствие и краткий обмен любезностями. Затем Рон Макри вернул свое внимание оставленной на миг блондинке, державшей его под локоток, а Бауман продолжил прерванный разговор с мистером М. Судя по всему, они обсуждали искусство выступления перед аудиторией. Через пару минут с чувством смутного разочарования в душе Дюран затерялся в толпе. Не то чтобы с ним нелюбезно обошлись, просто он ожидал другого. Духа товарищества? Наверное.

Пытаясь избавиться от неприятного осадка на душе, Джефф уселся рядом с Джуди, которая устроилась за банкетным столом. Соседка весь вечер флиртовала с ним и пила довольно много вина. Скоро подали кофе, и настал черед благостно коротких речей, напоминаний о предстоящих мероприятиях, в том числе и об осеннем сборе пожертвований под лозунгом «Квакеры, объединяйтесь!».

Наконец Джефф вышел в фойе «Цартман-Хаус», где стал ждать такси. Рядом пристроилась Джуди Бинней – она смотрела в окно и ждала, когда за ней приедет муж. За окнами барабанил дождь, и сильно подвыпившая однокашница шепнула Дюрану на ушко – не хочет ли он попробовать чуть-чуть грудного молока? Затем в поле зрения показался «БМВ» ее супруга, она рассмеялась, обратив предложение в шутку, чмокнула Дюрана в щечку и пообещала непременно быть на встрече в две тысячи пятом.

Пять минут спустя доктор уже сидел в такси, а за окнами проплывал лоснящийся от дождя город. Габаритные огни едущих впереди машин отбрасывали на мокрый асфальт блики, а вокруг уличных фонарей роились, точно стайка пчел, дождевые капли. Дюран откинулся на спинку сиденья: чувствовал он себя неважно. Встреча не принесла желанной уверенности, а происшествие с барабаном так и вовсе наводило на невеселые мысли. Одним словом, попытка воссоединиться с прошлым потерпела неудачу. И несмотря на то что на встрече с ним были любезны и приветливы, его самого не тронуло ни мероприятие, ни его участники. Так, наверное, чувствует себя дальний родственник из глубинки, которого хозяин дома пригласил на пикник с друзьями: чужой в посторонней компании. Те, кого он встретил, казались ему смутно знакомыми, но воспоминания о них расплывались, так же как и мутные ореолы вокруг фонарей над головой.

Положа руку на сердце Дюран не узнал никого.

Эйдриен сидела за своим безнадежно заваленным письменным столом и зевала. Зевок расширялся и углублялся до тех пор, пока не стал болезненным, а слезы не выступили в уголках глаз. Боже, как она устала! Взяв из маленькой пластмассовой головы-тыквы конфетку в форме кукурузного зернышка, девушка откусила белый уголок, затем съела оранжевый слой и закончила желтым основанием. Может, от сладкого хоть немного взбодрится.

В деле «Амалджимейтид» настала пора снятия показаний под присягой, и обе стороны готовили своих свидетелей. К тому моменту Эйдриен знала об асфальте больше, чем ей когда-либо хотелось, – и все благодаря тому, что она десять дней подряд работала по пятнадцать часов в сутки, стараясь поспеть за всем, что подкидывал ей Кертис Слу.