Мода на невинность - Татьяна Тронина

Странное чувство он вызвал во мне – когда-то этого человека любила тетя Зина, единственное родное существо на всем белом свете, она могла бы быть счастлива сейчас. Я попыталась найти в Германе Эрастовиче черты бывшего учителя математики и, признаюсь, не обнаружила ничего похожего – да, так и есть, обычный чиновник с короткой бородкой клинышком, и тогда я обратила свой пристрастный взор на жену мэра.

– Что еще ты там разглядываешь? – с любопытством шепнула рядом Инесса. – Хочешь пройти в зал? Вон там, в конце коридора, дверь. Правда, все ближние места заняты, но ничего страшного, тут все хорошо видно...

– Ах нет, я еще немного постою здесь... здесь гораздо интереснее!

Жена мэра была толстой мрачной женщиной с абсолютно белым, гладким лицом – да, такая могла увести чужого жениха, ничуть не мучаясь совестью. Я стала мысленно представлять, как все происходило в прошлом, – как тетя Зина любила Германа Эрастовича, как тот любил ее, как потом появилась эта бледная тетка и разрушила идиллию...

В зале шумели – не все успели рассесться, еще подходили опоздавшие, гремели стульями, покашливали, общий смутный гул вдруг перекрыл чей-то веселый смех.

Это смеялась Маша Соболева – и, странно, она почему-то не вызвала во мне неприязни. Она оказалась довольно пышной, крепкой девушкой с густыми длинными вьющимися волосами – настоящий тип русской красавицы, и по всему было видно, что она ничего не боится и ничто в этой жизни не может ее смутить. Мне кажется, я поняла, почему Рафику Буранову хотелось произвести на нее впечатление своим творчеством, – уж если ей что-то понравится, то понравится от всего сердца.

Рядом с ней сидел Автандил, ее жених – молодой человек с фиолетовым от щетины лицом. Таким мужчинам, наверное, показано бриться три раза в день, чтобы выглядеть прилично.

– Зверский у него вид... – пробормотала я.

– У кого? – с любопытством спросила Инесса.

– У жениха Маши Соболевой. Такой, наверное, зарезать может не задумываясь – если что не по его будет...

– О да, они друг друга стоят!

Я увидела свою тетю под ручку с Любовью Павловной – у них были самые лучшие места, в торце помоста, по которому должны были дефилировать модели.

Вышел ведущий – приятный мужчина с хорошо поставленным голосом – и принялся вещать о том, что все нынче возрождается у нас в стране, в чем уважаемая публика может сейчас легко убедиться.

– Это кто?

– Это заместитель Владимира Ильича...

– А почему не сам Владимир Ильич?

– Ты что! – хихикнула Инесса. – Он совершенно не способен говорить речи на публике, начинает дико стесняться.

– И ты все равно его любишь – такого? – осмелилась я спросить.

– Почему нет? – пожала она плечами. – Ладно, я побежала, а ты как хочешь. Хочешь, иди в зал...

Она исчезла, а я продолжала смотреть на свою бедную тетку. Инесса, безусловно, постаралась, достав им с Любовью Павловной самые лучшие места, но места эти были как раз недалеко от тех кресел, в которых расположилось семейство Соболевых. Я вдруг увидела, как Герман Эрастович обернулся и медленно, едва заметно кивнул головой. Тетушка вспыхнула, точно девочка, и тоже затрясла в ответ своей кудрявой седой головой. Я почувствовала, что сейчас расплачусь...

Я вернулась в костюмерную и забилась в тот угол, где сидела раньше.

Тем временем показ новой коллекции одежды начался, и обо мне окончательно все забыли. На подиум отправились Ирочка со Светочкой, обе в веселых брючных костюмах – светло-зеленом и светло-голубом, а когда они вернулись, в путешествие отправилась Инесса, потом та самая Анечка в белом, которая на контрасте... Своей очереди ждали другие, уже вернувшиеся торопливо переодевались, приводили себя в порядок перед зеркалами, Рафик Буранов вежливо кого-то наставлял.

Это была замечательная коллекция одежды – из недорогих и очень интересных тканей, простого и в то же время очень изящного кроя. Публика, я слышала, встречала каждый выход аплодисментами.

Я придвинула к себе роман Акунина и углубилась в чтение.

– Ты кто? – вдруг спросили меня.

Передо мной стоял Рафик. «Сейчас погонит», – с унылым удовлетворением решила я.

– Это со мной, – подскочила Инесса – оказывается, она ничего не упускала из виду. На ней уже был льняной оранжевый сарафан.

– Что за прелестное дитя? – с улыбкой спросил модельер.

– Прелестное дитя – моя подруга, зовут Оленькой...

– Интересно? – спросил Рафик.

– Да! Конец девятнадцатого века, предстоит коронация нового государя, случайно в водовороте событий оказывается Фандорин...

Буранова позвали, и он, извинившись, отошел.

– Глупенькая! – шепотом, едва сдерживая смех, произнесла Инесса. – Он спрашивал тебя, интересен ли этот показ!

– О господи! А мне показалось...

– Ну, будет, это ерунда... Почему ты не в зале, почему читаешь?..

– Я не могу, потом тебе расскажу! Но там, в зале, я заметила одну сценку... ах, Инесса, я не могу ни о чем думать, кроме как... не уверена, что смогу написать что-то... – с жаром, запинаясь, начала я.

– Опять! – укоризненно воскликнула моя подруга. – Опять эмоции сбивают тебя с толку! Ты не переживай, ты живи!

– Да, я пытаюсь, но...

– Кстати, Алина не придет! – тут же забыв обо всем, расстроенно сказала Инесса. – У ее девочки, оказывается, перитонит, увезли в больницу, и она с ней...

– Бедный Рафик! Как все неудачно.

– Да нет, это не смертельно и для Рафика тоже, всегда что-нибудь можно придумать, еще есть варианты.

Далее события стали развиваться таким образом, что я уже забыла о загубленной жизни своей тетушки, о приключениях Фандорина, потому что посреди костюмерной поставили безголовый манекен в свадебном платье – том самом, и Буранов распорядился нарядить в него какую-то Виолетту. Виолетта не была манекенщицей, но ее рост и формы как раз подходили для этого платья. Правда, она ничуть не напоминала Машу Соболеву – была смуглой, черноволосой, даже с темным пушком над верхней губой.

– Нет, не годится! – вдруг решительно воскликнул Рафик, на половине пути остановив примерку. – Как солдат в юбке! Пардон, Виолетта, но это совершенно не твой стиль, платье шилось под определенного человека... Ладно, несите мне то, атласное, Анюта, выйдешь со мной в конце...

Девушки ахали и сострадали, получилось, что Рафику даже пришлось утешать их – он сказал, что лично встретится с Машей и предложит ей посмотреть на творение его рук приватно.

– Так, может, даже лучше – без излишней аффектации, – заключил он.

– Рафик, голубчик, этой номенклатуре все равно не угодишь...

– Рафик, если мэр хочет быть избранным на второй срок...