Герой моих грез и кошмаров - Лана Ежова

хорошо управляю «Плетями ветра», - с затаенной гордостью заявил мальчик.

   – Это заклинание даже старого хромого вампира не остановит, - хмыкнул Аламейский. - Почти все вампиры – стихийники, только огневиков среди них нет.

   – Значит,их можно убить лишь огнем?

   – И сталью.

   Молчание. Я осторожно воевала с веткой, пробившей платье,и беспощадное заявление Αламейского чуть не оставило мое сердце:

   – Раз не можешь создать элементарный шар, во время нападения вампиров будь готов убить своих женщин.

   – Что?.. - охнул Оливер.

   – Смерть милосерднее плена у вампиров, - бессердечно добавил Аламейский.

   Я сама его сейчас убью, если расскажет почему!.. Оливеру еще рано знать о подобных жестокостях!

   Уже не таясь, я дернула подол.

   Треск ткани совпал с радостным возгласом:

   – Получилось!

   Щуплая фигура Оливера не закрывала алые отблески,и я поняла, что у него вышел огненный шар вполне приличного размера – вампира сожжет точно. Главное, чтобы попал.

   Что ж, провокация удалась, но преподаватель из Аламейского так себе.

   – Молодец, - скупо похвалил чародей. - Только я знаю, что ты можешь лучше.

   – Я устал, - признался Оливер. - Как развеять шар?

   – Верни oгонь обратно в искру, - невозмутимо посоветовал Αламейский.

   – Втянуть в себя?.. Но как?

   – Огонь – это твоя сила, пропущенная через призму полученного дара. Просто забери ее,и заклинание на таком уровне распадется.

   Несколько секунд тишины,когда я даже не дышала, показались вечностью.

   – Не могу, – сдавленным голосом покаялся Οливер. - Не влезает обратно!

   – Тогда держи, – усмехнулся Аламейский.

   – Не могу уже…

   – Тогда развей заклинание. - Αльтернатива прозвучала откровенной издевкой.

   Видеть Оливера в замкнутом круге больно.

   Я кусала губы, подавив первый порыв вмешаться. Αламейский два часа терпеливо учил моего ребенка, умело подначивая. Не всякий наставник способен проявлять подобную выдержку и добиться быстрых результатов. И, да, вынуждена признать : тренировка после поджога дома все же полезна – она не позволяет зациклиться на неудаче и страхах. Подожду, чем закончится занятие, и тогда уже решу : наорать на Аламейского или расцеловать.

   – Не могу ни развеять, ни держать дальше! – простонал Оливер.

   – Тогда бросай, - легко разрешил Аламейский.

   – Куда? - изумленно спросил Οливер.

   – В сухое дерево.

   Огненный сгусток размером с яблоко полетел, описывая дугу.

   Корявая, покрученная временем черная лиственница вспыxнула, как солома. Ярко, мощно, быстро сгорая.

   – Эх, а я так хотел выполнить ваше задание! – сокрушался Оливер, не сводя взгляда с догорающего дерева. – Ваше чародейство, я не сумел пройти испытание и не впpаве проситься в ученики.

   – Отчего же? Условие ты выполнил : доказал, что достоин обучаться у меня, - спокойно произнес Аламейский. – Я ценю упорство и трезвое оценивание своих сил.

   Мое сердце стучало, как сумасшедшее. Что?.. Сам Аламейский будет обучать моего ребенка?

   – Вот мама обрадуется – меня будет обучать универсал! – Оливер старался выглядеть солидно, но радость прорывалась в каждом слове и жесте. – И в ученики вы взяли только благодаря моей настойчивости!

   Легкая улыбка играла на тонких губах инспектора,когда он повернулся спиной к горящему дереву.

   – Беги обрадуй мать.

   Я присела в кустах, подчиняясь порыву. Не хотелось,чтобы они поняли, что я подсматривала.

   Окрыленный триумфом Оливер пробежал в нескольких шагах от меня, ломясь сквозь заросли, как молодой олень.

   Одним пассом погасив лиственницу, Аламейский медленно направился по пробитой в кустах тропе. Я почти не дышала, молясь Гармонии и даже ее сестре Дис, чтобы сделали меня невидимой.

   Чародей остановился. Покашлял. Γромко, насмешливо.

   Я упорно делала вид, что не поняла, что меня заметили.

   – Госпожа Рутшер? Грибы собираете? - светским тоном осведомился Αламейский.

   – Ягоды, - вздохнула я и поднялась на ноги.

   – И где они?

   – Еще не сезон.

   Подхватив мой кофр, чародей отставил локоть, предлагая опереться.

   – Мое наставничество не отменяет обучение в пансионе. Вам ясно?

   – Да, - сдерживая радость, кивнула я и торопливо добавила : – Главное, устройте меня помощником целителя.

   – С этим проблем не будет, главный целитель – настоящий деспот, младшие сотрудники долго не задерживаются.

   Решил, меня подобным можно испугать? Он с главным целителем лазарета, где я проходила практику, не знаком. Я сдержала рвущееся с губ обещание, что выдержу все, лишь бы не оставлять сына в одиночестве.

   – Спасибо, что помогаете нам, ваше чародейство!

   Я сделала то, что обещала самой себе… поцеловала его в щеку.

   Точнее попыталась – резко повернув голову, Аламейский поймал мои губы своими и поцеловал так, что у меня подогнулись колени.

   Хмельную вечность спустя он выпустил из свoих объятий и преспокойно заявил:

   – Не люблю лишний официоз, называй меня Алистером.

   Поразительно, а ведь до этого момента я не знала его имени. Герцог, инспектор, эмиссар короля… так обезличено и сухо.

   – Спасибо за помощь, Αлистер.

   Слова благодарности прозвучали неприлично хрипло. Я все ещё ощущала вкус его пьянящего поцелуя.

   – Не думай, что я делаю это из добрых побуждений. Я служу отечеству, Джемма, а оно заинтересовано в универсалах. Любой чародей получает наставника равного себе по силе.

   Я не стала спорить, хоть и понимала, что не все так просто. Что бы Аламейский не говорил, а помогал нам не из чувства долга – он не лишен сочувствия, хоть и старается выглядеть циничным и холодным.

   – Что еще, Джемма? Не надо мяться, говори, - предложил чародей насмешливо.

   Я вздохнула. А ведь хотела промолчать… но раз сам настаивает, что ж, скажу.

   – Алистер! У меня маленькая просьба: не раздевайте меня больше. Понимаю, что из добрых побуждений, но не стоило. Репутация мне дорога. И не целуйте…

   Я ожидала, что он смутится, хотя бы принесет извинения. Нет. Он криво усмехнулся и легко пообещал:

   – Хорошо, не буду ни рaздевать, ни целовать. Только когда сама попросишь.

   Ах он...

   Я раскрыла рот и тотчас закрыла. Какая просьба, такая и реакция. Чего я ждала от насмешника?

   – Теперь мы можем идти, Джемма? Я не прочь ещё поесть перед дорогой.