Дневник - Генри Хопоу
Шрифт:
Интервал:
— То, что нахожу на помойке, в баке для бумаги. Выбор не велик, но он есть.
Витька с трудом поднял с пола ящик (он был тяжелым даже для его крепких рук) и вывалил свою библиотеку на комфортабельную кровать. Мне на колени выпало несколько вырванных из книг страниц. Ассортимент, который я увидел, удивил. Не было ни единой сказки — детских книг вообще не было. Окажись я в библиотеке, наблюдал бы Витькины книги в разделах «Образование», «Наука и техника», «Психология». Книги разной тематики и, повторюсь, ни одной детской.
В этом мы с Витькой очень похожи. Я думал, он — неуч. Ошибался. На его фоне неучем был я. Обертка не всегда раскрывает вкус конфеты… никогда не раскрывает.
— Ты все это прочитал? — Мысль, что он меня обманывает, все-таки закралась, и я жаждал, что он ее развеет.
— Это — лишь малая часть, самое интересное. То, что захотел себе оставить. То, что регулярно перечитываю. Одноразовое же я отношу в парк. Видел, там есть специальный стеллаж, где любой желающий может взять понравившуюся книгу, взамен оставив свою?
— Видел. Обычно он пустой, поскольку жадность людей берет над ними верх. Будь в парке стеллаж с Цезием-137, он бы тоже пустовал.
— Точняк.
— Чем будем заниматься? — спросил я, когда перелистал все его книги.
— Налаживать твою жизнь, Илюха. Курямбия — лучшее для этого место. Она раскрепощает, она вдохновляет, она помогает познать глубину твоего сознания, твоей души.
— Миллионами писек? — пошутил я.
— Вот такой Илья мне нравится больше! А не тот угрюмый долбодил, пекущийся по девчонке и не понимающий, что с ней делать. — «Долбодил» — еще одно слово настоящего мужчины. Я запомнил его. — Если тебя смущают письки, не обращай на них внимание… обращай внимание на свою.
— О чем ты?
— Своим друзьям по поводу девочек Ванька всегда говорит: «Если не понимаешь, любишь щелку или нет, если мозг отказывается думать и трезво оценивать ситуацию, если сердце молчит, ТО…»
— То? — зачарованный, с открытым ртом, горящими глазами переспросил я и опомнился. — «Любишь щелку?» Ты считаешь, я люблю ее? Люблю, да?
— Это я и хочу выяснить, коли ты сам этого не понимаешь.
— От нее просто исходит мань!
— Ага… Говнань! — передразнил он. — «… если сердце молчит, то следуй зову, опирайся как на единственно верный маршрут, который тебе показывает твой член, как зафиксированная в строго одном положении стрелка компаса». Это говорит брат. Понимаешь?
— Нет. — Я заглянул в трусы. — Сейчас она указывает вниз.
— Все верно. Вниз. А теперь вспомни тот первый раз, когда ты повстречал Вику.
— Помню как сейчас.
— Куда показывала стрелка?
— Я не обращал внимания.
— Плохо. — Витка цокнул губами и плюнул.
— А куда должна указывать?
— По идее, на нее. Хорошо… ладно… так… надо подумать… Да! Точно! Закрой глаза и представь ее!
— Ну? — произнес я уже закрытыми глазами.
— Что-нибудь чувствуешь?
— Ты напердел?
Он рассмеялся и похвалил меня за мой настрой. Продолжил:
— В трусах изменения есть?
— Все по-старому, — ответил я, посмотрев на заклинившую в одном положении «стрелку компаса».
— Все понятно. Пока что все ведет к тому, что ты влюблен в нее. Но для чистоты эксперимента нужно проверить точность измерительного прибора и в целом — его работоспособность.
— Как это?
Он не ответил. Оставил меня наедине с самим собой в его картонном царстве, удалившись в темную пустоту подвала. Времени у меня было с лихвой, но вот звонка от родителей можно было ожидать в любую минуту.
Витя вернулся. В руках у него было что-то вроде кирпича, обернутого черным пластиковым пакетом и несколькими слоями липкой ленты. В первые секунды показалось, что в его руках — сверток, набитый наркотиками, травой. Похожие свертки я видал в новостях по телевизору. Он положил сверток рядом со мной, заглянул в глаза так глубоко, словно хотел увидеть душу.
— Что это? — спросил я.
Естественно, он ничего не ответил, лишь важной походкой подошел к ящикам из-под овощей и фруктов и, разбираясь в своем упорядоченном хламе, вынул пенал, из пенала — канцелярский нож красного цвета. Легким движением пальца блестящее, острое, как бритва, лезвие с характерным треском выдвинулось из рукоятки. Витя сел рядом, положил сверток на колени и демонстративно, будто под десятками видеокамер, аккуратно вонзил острие в сверток и разрезал пластиковый кокон пополам. Раскрыл упаковку и, как из раковины моллюска, словно жемчужину, вынул фотоальбом со своеобразной мозаикой Пенроуза и «ВНИМАНИЕ» на обложке.
— Ты, я так понял, их рисуешь везде? — Я протянул руки к альбому.
— Эти рисовал не я — Ванька. Это его альбом.
Он передал мне его, а я раскрыл.
Трудно говорить об этом, но на первой же странице я увидел голую тетку, позирующую на камеру. Перелистнул страницу и увидел то же самое, только тетка была другая. Я не понимал, для чего Витька показал, открыл доступ к этому альбому, пока в трусах не почувствовал некоего щекотания. Заглянул в трусы, там что-то менялось. Я листал альбом и не мог от него оторваться. Там было все: титьки, жопы, письки. Они забавляли меня, и, похоже, прибору в штанах нравилось содержимое фотографий. Я снова заглянул в трусы: «стрелка компаса», как и говорил Витька, указывала точно на фотоальбом в моих руках. Строго по диагонали вверх.
— Я люблю всех этих женщин? — испуганно спросил я Витю. — Я же их даже не знаю!
— Не женщин — девушек. Это во-первых. А во-вторых, эти снимки для проверки твоего КИПа, а не проверка на любовь. Теперь мы знаем, что он исправен.
— Что это дает?
— Представь, что на снимках — Вика… замени лицо одной… любой из барышень.
Глаза сами закрылись. Как самый лучший фоторедактор, работающий на самом мощном суперкомпьютере, я в уме вырезал лицо Вики из поста в соцсети и наложил его на девушку, более подходящую по телосложению.
В паху загудело, мышца начала сокращаться.
Я терпел.
Витька почти смеялся надо мной.
Очки запотели, капли пота, что текли по лбу, попадали в глаза, лицо покраснело.
Я хотел остановить это, очень срочно остановить, пока КИП в моих трусах не лопнул… Но не мог. Отредактированное фото не выходило из головы, и только усугубляло ситуацию. Начались конвульсии. Думал, потеряю сознание.
— Останови, останови, останови, — мычал я снова и снова.
Витька приблизился. Пнул промеж ног. Боль удвоилась. Согнувшись пополам, я упал на картонный пол. Если бы мог говорить, обматерил его заученными словами. Хорошо, что не мог… Я едва дышал.
— Извини, Илья. — Он затащил меня на кровать. — Сделать искусственное дыхание?
Думал, не
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!