Азъ есмь Софья. Тень за троном - Галина Гончарова

– Знаю.

– Страшно мне, тетя. Словно по ниточке над пропастью, да с грузом за плечами. Очень страшно.

Что могла сделать царевна Анна?

Только одно. Подойти и обнять племянницу. Крепко-крепко, как обнимала ее в детстве. И зашептать что-то глупое и ласковое. О том, что все будет хорошо, и справится со всем умничка Сонюшка, и всех плохих мы прогоним, а всем хорошим будет хорошо, и лето будет теплое, и дети будут бегать по траве босиком, и роза в цветнике зацвела…

И проклятая царевна плакала, словно ребенок, выплескивая в истерике и тоску, и усталость, и страх. Завтра она будет сильной. Завтра. Сегодня же… спаси тебя Бог, тетушка Анна. Тетушка?

Или – мама?

* * *

– Ну, каков улов, адмирал?

– Две галеры, боярин!

Павел Мельин недавно пришвартовался у пристани и был радостно встречен Ромодановским. Русские уже заполонили Азовское море, чувствовали себя в нем спокойно и свободно. Да и Черное постепенно осваивали. Пусть пока и ходили вдоль берега, чтобы чуть что – нырнуть под защиту своих пушек, пусть не слишком опытны были команды, но это ж нарабатывается. Зато все корабли оснащены пушками и имеют четкий наказ туркам в плен не сдаваться.

Да и не собирались. Сколько порассказали бывшие галерные рабы – русские теперь зубами глотки турецкие готовы рвать были, лишь бы не попасть в полон. Да и не надо тех сражений. Научиться бы, сработаться, чай, дело новое, незнакомое…

А вот турки иногда пробовали русские кораблики на зуб.

По зубам же и получали, ну а официально… Был кораблик – да утоп. Неизбежные на море случайности, как тут еще скажешь?

А нечего на торговцев нападать!

– А народу там сколько?

– Да с сотню турок. Пристроишь?

– Как не пристроить! Дорога известная!

На Русь, на Канал, а про выкуп забудьте. Сами-то вы не слишком милосердны к христианам были, вот теперь вам те слезки и отольются.

– Есть ли с Руси новости?

– А то ж! Государь наш шведов воевать отправился.

– Шведов… – С этими Поль Мелье не сталкивался, но… – От нас чего надобно?

– Чего надобно, того я пошлю. Деньгами, сам понимаешь. Война их в три горла жрет.

– А корабли?

– Пока вы туда дойдете, аккурат война кончится.

Давно уж боярин и адмирал перешли «на ты», оценив друг друга по достоинству.

– Ты все равно государю отпиши. Коли понадобится, все мы как один…

– Отписал уж. Вояки…

– А ворчишь чего?

– Да Митька тоже просился в войско, едва отговорил…

Поль мудро промолчал о том, что боярин и гордится приемным сыном, и боится за него – сам грешен.

– Хороший сын у тебя, боярин.

– Знаю. А вот ты покамест не знаешь, что он в твой дом зачастил…

– И зачем?

– Да уж не ради латыни. Дочь твоя ему нравится…

– Вот даже как? Ну… Дело, конечно, молодое, но ты учти, что за блуд я ему…

– То он и сам понимает. Не знаю, чем уж у них закончится, но глядишь… и посватаемся?

Поль ухмыльнулся:

– Рад буду, боярин.

Вот так и врастают в чужую землю. Корнями крепятся, семьями, детьми, внуками, для коих русский уже родным будет. Два-три поколения – и окончательно обрусеют Мельины.

* * *

Двадцать второго июня турки подошли к Вене.

Со стен на них спокойно смотрели комендант города герцог Мельфи и пан Володыевский. Яна не было. У него войска-то – сплошь кавалерия, а от таких за стенами толку чуть. Пришлось отойти подальше. Ударят, когда момент придет.

– Много их…

– И не таких видали, а и тех бивали, – на русский лад пожал плечами Ежи.

Маленький рыцарь чувствовал себя спокойным. Вот в Каменце – там да, там другое дело. За спиной была Бася, земля родная, там костьми лечь стоило. А тут что? Политические интересы?

Ну-ну…

Да сожри турки ту Вену три раза и все три поперек, у Ежи не заболит.

Затрубили трубы, и вперед выехал турок в расшитых золотом одеждах. Помахал белым флагом, вызывая на переговоры.

Герцог вздохнул и направился к воротам. Обязанности…

Хотя что там будет, наперед знал. Предложат сдаться, дело житейское. Он, конечно, предложение отвергнет, потому как его император за такое повесит, словно последнего вора.

А потом…

Потом останется только молиться Богу и почаще заряжать пушки.

Ежи остался на стене. Сощуренными глазами оглядывал окрестности. Постройки вокруг Вены снесли, чтобы облегчить работу ее защитникам. Попробуют турки волной накатиться – и расстреливать их будут что ту волну. Безжалостно и каждой пулей в цель. Только и они не дураки. Апроши рыть будут, траншеи ладить, редуты…

Могут, конечно, ринуться на приступ, чай, их двести тысяч тут будет. И взять крепость могли бы при таком раскладе. Да только это им несвойственно. Тогда ж, почитай, каждый пятый в землю ляжет. Куда им, собакам…

Внизу что-то отвечал комендант Вены. Потом парламентер развернулся и поскакал обратно.

Осада началась.

* * *

Приходилось ли вам приговаривать к казни свою любовницу? Мать своих детей? Просто любимую женщину?

Нет?

Тогда не понять вам страданий Короля-Солнца. А у него было оч-чень плохое предчувствие. Посланцы от Папы Римского прибыли более двух недель назад и торчали у короля, как гвоздь в неудобьсказуемом месте. Им-то что?

Сказано – искать и хватать, вот они и будут. Допрашивать с применением истинно христианских методов (дыба, вода, огонь), увещевать (вода, огонь, дыба), доискиваться правды…

Под эти поиски попало уже человек двадцать придворных, в том числе и герцог де Вивонн. А где герцог, там и его сестра.

Атенаис пока не трогали, но Людовик почти кожей ощущал свое бессилие. Рано или поздно, так или иначе… не будут ее покрывать. Не те людишки!

А скандал разгорелся шумный!

Его имя полощут на всю Европу, особенно голландцы стараются, словно не понимают, что Нидерландам будет только лучше под его милостивым владычеством! Ежели так дальше пойдет, второй Фронды не миновать.

Кто-то людишек подогревает, но кто? Зачем?!

Мысли были печальными.

– Мой друг, вы позволите?

В комнату скользнула темная тень.

Франсуаза Скаррон, маркиза де Ментенон. Она одна из первых согласилась побеседовать с посланниками Папы, она настаивала, что дети все равно невинны, в чем бы там ни подозревали их мать, она защищала малышек словно львица – и Людовик был ей благодарен. А еще она была достаточно симпатична. И – умна.