Подставной киллер - Алексей Макеев

– Ну, возил я одного типа, – сказал Володя. – Я же не знал, что он директрису зарежет.

– А с чего ты взял, что это он ее зарезал? – ласково спросил Крячко. – Он тебе потом открытку прислал?

– Так весь город об этом говорит, – сказал таксист. – Меня и менты когда допрашивали, сказали, что, наверное, это он и есть.

– Менты тебя допрашивали? – удивился Гуров. – Как же они узнали, что этот человек с тобой приехал?

– Дело нехитрое, – сказал шофер. – Видел кто-нибудь. Менты сразу к нам заявились, как только убитую нашли. Еще никто и не знал про убийство, а они уже тут как тут были.

– В самом деле? – опять удивился Гуров. – Завидная оперативность. И ты все им рассказал?

– А чего же делать? – пожал плечами таксист. – Он мне не сват, не брат. Чего мне его покрывать? Рассказал, как выглядит, что говорил, ну и вообще…

– Ну и как же он выглядит? – спросил Гуров, запуская руку в карман. – Случайно, не так ли?

Таксист уставился на фотографию Дудкина и уважительно покрутил головой.

– Четко снято! – сказал он. – И мужик тот самый. Как зовут, не знаю – я это и ментам сказал, а на внешность – точно он. Как живой.

– Он и есть живой, – буркнул Крячко. – Ну, а что он тебе говорил во время поездки?

– Да почти ни хрена и не говорил. Сказал – на Строительную, а потом молчал всю дорогу. Он как будто не в духе был. Думал все про что-то… А потом показал, где остановиться – примерно около самого дома директорши это было – и вышел. Я думал, может, он назад поедет, подождал немного, но он сразу в дом пошел и даже не оглянулся. Я и уехал.

– Во сколько это было?

– Да в обед. У диспетчера должно быть записано. Он все звонки фиксирует. Кстати, там и фамилия клиента может быть – вообще-то не всегда фамилию говорят, но если говорят, он записывает.

– Правда? Тогда вперед! – распорядился Гуров. – Мы должны видеть эту запись. А деньги – твои, ты их честно заработал.

Водитель, хмурясь, сунул деньги в нагрудный карман и, не говоря ни слова, завел мотор. Однако было видно, что настроение у него слегка поднялось. Он расслабился, а лицо его приобрело нормальный оттенок.

– Если поможешь нам раздобыть записи своего диспетчера, – пообещал Гуров, – получишь еще сто.

– Записи? – не понял таксист. – Вы хотите сказать, что вам нужен его журнал?

– Очень нужен, – кивнул Гуров. – Даже больше, чем интервью, которое ты нам дал. Сможешь украсть журнал?

Таксист глубоко задумался, а потом с вызовом посмотрел на Гурова.

– Двести, – решительно сказал он.

Крячко за его спиной коротко рассмеялся.

– Беру свои слова обратно, – проговорил он. – Насчет тормоза. Приятно иметь дело с понимающим человеком.

Опомнилась Глория, только когда очутилась в каком-то совершенно диком уголке среди густого тутового кустарника. Садовые участки давно кончились. Вокруг было тихо. Высоко над головой проносились быстрые облака. Листва все еще оставалась сырой после дождей, и было не слишком-то тепло. Ноги у Глории промокли, и ее била крупная дрожь, но не от холода, а от пережитого потрясения. До сих пор все их приключения в этом городе казались Глории довольно забавными. Она даже предвкушала, какой фурор произведет в редакции журнала материал, который она приготовит. Ради этого она готова была терпеть временное безденежье, неудобства и то, что она считала опасностью, хотя на самом деле опасностью не являлось. Настоящая опасность подстерегла их сегодня, подкралась незаметно, как хищник, и сожрала все иллюзии – безжалостно и мерзко. Впервые Глория по-настоящему напугалась. Она вдруг поняла, что эти непонятные люди в белых костюмах не будут раздумывать ни секунды. Если им нужно будет ее убить – они убьют. А Глории совсем не хотелось умирать.

Правда, ей не хотелось, чтобы умер Дудкин. Что греха таить, он даже нравился ей, нравился как мужчина, хотя ничего особенно мужского в нем и не оказалось. Он мог быть суперменом в Москве, а здесь спекся. Да и в Москве, как выяснилось, он не слишком-то преуспел. Наверное, это все звенья одной цепи. Но как бы то ни было, помочь ему она была должна. Хотя бы потому, что больше никто ему здесь помогать не собирался. Но у нее у самой не хватило духу держаться до конца.

Глория еще раз настороженно повертела головой по сторонам – но никаких признаков погони не обнаружила. Она была совершенно одна среди диких зарослей, убегавших вверх по невысокому склону. Кусты были выше ее роста, и, кроме мокрой зелени, она ничего вокруг не видела. Теперь она даже не была уверена, что за ней гнались. Скорее всего ее гнал страх.

Глория достала из сумки сигареты и зажигалку, хмуря брови, закурила и присела на корточки. Нужно было все как следует обдумать. Можно было, конечно, и дальше действовать на авось – так было бы удобнее и привычнее, – но ей больше не хотелось испытывать такой дикий страх и стыд от собственного бессилия. Лучше было подумать.

Постепенно Глория успокоилась и смогла привести в порядок свои мысли. Начала она с собственной реабилитации. Стыдиться ей нечего, потому что она всего лишь слабая девушка и, в принципе, не обязана вытаскивать из дерьма плейбоев и продюсеров, которые в обычной ситуации ее и в упор не видят. Что она смогла, то сделала. Она сделала даже больше, чем могла. Ни одна дрожащая тварь мужского пола столько не сделала. Там, где она действует, они все трясутся и поднимают лапки кверху. А минутная слабость ей вполне простительна. В том положении она уже ничего не могла сделать. Справиться с кучей здоровых мужиков ей не под силу. Они бы точно ее убили или, в лучшем случае, изнасиловали. Глория терпеть не могла, когда ее насиловали, – насчет этого у нее был небольшой печальный опыт, – так что еще вопрос, лучший бы это получился случай.

Правда, Дудкина ей уже по-настоящему было жалко. Этот симпатичный и не слишком удачливый мужчина все-таки нравился ей. Легко в ее положении осуждать – терять ей нечего, и вся жизнь впереди, и энергии ей не занимать, – а человек, можно сказать, на закате, а тут еще вся эта катавасия… А он один. Подозреваемый в убийстве. Тут у кого угодно опустятся руки.

Так она реабилитировала Дудкина и взялась наконец за отрицательных персонажей. У нее не было никаких сомнений – сдал их с Дудкиным журналист Виктор. Недаром он не показывал носа с тех пор, как загнал их в это глухое место. Искал, кому лучше стукнуть. Все правильно, Виктор – сибарит и приспособленец, он строит себе красивую необременительную жизнь. Зачем ему укрывать опасного преступника? И вообще, он не сдал их сразу по одной-единственной причине – ему хотелось Глорию трахнуть. Питал он такие иллюзии. Но потом, видимо, все как следует взвесил и предпочел синицу в руках, а не девушку в своей постели. В каком-то смысле тоже благородный поступок.

Одно странно – сдал он их явно не милиции, что было бы вполне естественно. Но кому? Этот вопрос следовало обдумать особенно тщательно. С логикой у Глории всегда было все в порядке. То есть поступать она могла непоследовательно, как любая нормальная женщина, но прекрасно отдавала себе отчет в этой непоследовательности и в серьезных случаях предпочитала все хорошенько просчитывать. Это было не очень приятно, даже стремно и утомительно, но приносило плоды. Если Глория иногда не ленилась и делала выводы, то обычно это были безошибочные выводы.