Восемь бусин на тонкой ниточке - Елена Михалкова

Жена Анциферова ничуть не удивилась ее вопросу.

– Конечно, знаю. Меня тогда здесь не было, но про Марка всем известно. Он развелся с женой. Ева ему изменяла, а Марк об этом узнал.

– Значит, все из-за развода?

– Ну да. Такие сильные мужчины часто оказываются слабаками. Когда я работала в поликлинике, то узнала, что первыми падают в обморок от укола высокие и крепкие пациенты. Они совсем-совсем не умеют терпеть боль. Мне кажется, Марк был такой же. Уверена, ему каждый раз приходилось нюхать нашатырь, когда надо было взять кровь на анализ.

Нюта хихикнула. Маше стало неприятно. Каким бы ни был Марк Освальд, вряд ли он заслужил, чтобы его смерть обсуждали с насмешкой.

Об этом она и сказала Нюте Анциферовой. Но девушка не смутилась. Она пожала плечами и заметила:

– Марк должен был один раз как следует отлупить Еву за ее измены. Тогда она бы его зауважала, и они прожили бы еще много лет в счастливом браке. А все эти его страдания только убеждали ее, что он тряпка. Таким, как Ева, нужна крепкая рука с кнутом, чтобы они могли целовать ее.

Не обращая внимания на удивленный взгляд Маши, Нюта налила себе морса, осушила стакан и вытерла розовые усы.

– Пойду погляжу, как там мой Кеша, – с нежностью сказала она. – Бедненький, весь изволновался из-за Марфы.

И ушла, обнимая двумя руками живот.

«Пожалуй, не такая уж она и глупенькая девочка, как мне показалось, – вынуждена была признать Маша, в глубине души согласная с характеристикой, данной Еве. – Немножко черствая, может быть… Но это в силу возраста».

Она подвинула к себе стакан с морсом. И тут за окном раздался вопль.

В вопле слышались гнев и ярость. Самое удивительное заключалось в том, что кричал Иннокентий.

Маша подбежала к окну, высунулась наружу, и ей открылось поразительное зрелище.

Окна кухни выходили на задний двор, где был загон со свиньей. Посреди загона по щиколотку в грязи стоял Анциферов в широких, совершенно клоунских штанах. Рубашка-косоворотка была художественно заляпана брызгами. Бороденка воинственно топорщилась, а в руках Иннокентий сжимал лопату, которой отчаянно отмахивался от свиньи.

Дульсинея негодовала. Даже человек, плохо разбирающийся в свиньях, мог бы прочесть на ее физиономии, как она ненавидит всех философов вообще и конкретно этого в частности. На глазах Маши хавронья с громким хрюканьем отбежала в угол загона и остановилась там, пригнув пятачок к земле. Вид у нее был крайне зловещий.

– Не сметь! – взвизгнул Иннокентий. – Фу! Нельзя!

Отрывисто хрюкнув, Дульсинея мотнула головой и сорвалась с места. Необъятное брюхо ее раскачивалось, как мешок. Словно бык на корриде, она подлетела к Иннокентию, боднула его под коленками и тотчас отскочила, обдав врага грязью.

Анциферов издал новый вопль, еще громче того, который заставил Машу выглянуть из кухни.

На крик к нему уже бежала Нюта.

– Господи, Кеша, что случилось?

– Свинья! – прорычал Иннокентий, не сводя глаз с боевой Дульсинеи. – Случилась свинья!

– А почему ты не вылезешь оттуда?

Анциферов разразился пылкой речью. Из его монолога Маша поняла, что Марфа доверила племяннику очистить загон от грязи и для этой цели вручила рабочие штаны и лопату. Но подлая свинья, не ценящая заботы, восприняла визит Иннокентия как вторжение на свою частную территорию. И вот уже десять минут терроризировала бедного Анциферова, бодая его, как заправская коза.

По завершении монолога Маша смогла насладиться семейным дуэтом Анциферовых.

– Кеша, вылезай! – нежно увещевала Нюта.

– Не могу! – рычал ее супруг. – Я должен вычистить эти авгиевы конюшни.

– Милый, у тебя ничего не выйдет. Свинья слишком дикая.

– Плевать! – горячился Иннокентий. – Я сказал, что я вычищу этот проклятый загон, и я его вычищу! Это вопрос принципа!

«Это вопрос твоей репутации, милый, – мысленно поправила Маша. – Ты хочешь доказать Марфе, что можешь справиться с любым ее поручением».

Иннокентий собрался с духом, подцепил на лопату грязь и с молодецким уханьем опрокинул ее за ограду. Нюта вовремя отскочила в сторону, потому что грязь хлопнулась на траву и разлетелась вонючими брызгами.

– Кеша, зачем ты здесь пачкаешь? – удивилась она.

– А куда еще, по-твоему, я должен кидать это зловонное месиво? – тонко выкрикнул Анциферов. – Не задавай идиотских вопросов! Лучше иди и отвлеки эту паршивую свинью.

Он набрал вторую лопату. И допустил стратегическую ошибку, повернувшись к свинье спиной.

Дульсинея, и без того рассерженная, на словах «паршивая свинья» насупилась еще сильнее. Крохотные раскосые глазки свирепо блеснули. Стоило Анциферову открыть тылы, как Дульсинея проворно добежала до противника и наподдала ему рылом сзади.

Удар был нанесен с такой силой, что Иннокентий выпустил из рук лопату и шмякнулся на колени. Грязь под ним издала довольный чавкающий звук. Пытаясь сохранить равновесие, Анциферов погрузил в бурую жижу правую руку, опираясь на ладонь, а затем начал подниматься, ругаясь на чем свет стоит.

Маша так и не поняла, подвернулось ли у Иннокентия запястье или же он просто поскользнулся. Но только Анциферов взмахнул свободной рукой, взвизгнул и брякнулся на бок, словно ребенок, которого первый раз вывели на лед.

Падение было ошеломительным и эффектным. Фонтанчик брызг всплеснулся вверх и осел на рубашке, лице и волосах Анциферова.

А коварное животное отбежало в сторону и, развесив розовые уши, наблюдало, как враг копошится в грязи.

– Милый, – сочувственно воскликнула Нюта. – Ты упал!

Но сейчас ее способность констатировать очевидные факты оказалась некстати.

– Нюта, – прохрипел Иннокентий, цепляясь перепачканной ладонью за ограду, – уйди от греха подальше.

Ему удалось, наконец, встать. Анциферов поднял лопату и распрямился.

Глядя на него, свинья удовлетворенно хрюкнула. Маша тоже хрюкнула и сползла с подоконника, корчась в муках беззвучного смеха.

Преподаватель философии (и сам немножко философ) выглядел так, как будто это он был постоянным обитателем загончика. У Маши даже мелькнула мысль, что именно этого хавронья и добивалась: стереть разницу между человеком и свиньей. Приходилось признать, что ей это почти удалось.

– Что здесь такое творится? – раздался громкий голос, и во дворе появилась Марфа.

Увидев племянника, она замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, высоко вскинув брови.

– Бог ты мой… – ошеломленно произнесла Олейникова. – Кеша, кто тебя так?

Свинья скромно потупилась.

– Упал немножко, – сквозь зубы процедил Иннокентий. – Бывает. Ничего, сейчас я всю грязь перекидаю наружу, и здесь хотя бы можно будет ходить без риска для жизни.