Сестры? No way! - Сиобхан Паркинсон

На эти деньги я купила пару ботинок на платформе. Они супер, но немного тяжеловаты для июля. Отец вздохнул, увидев их, но оставил все комментарии при себе. Да и что он может сказать, когда сам собирается уехать на выходные со своей любовницей?

Имилда просто прелесть. Она уехала по своим делам, не сомневаясь, что я и без нее отлично проведу уик-энд. Ей и в голову не придет, что мне может быть жутковато ночью одной в доме. Но в ночь с пятницы на субботу я провела у Лизы, а в субботу мы с ней отправились в город разглядывать витрины магазинов, хотя ни у нее, ни у меня не было денег, а потом поехали в ресторан «Грин». Мы с трудом пробрались вдоль огромной шумной толпы испанцев, лопочущих, словно перепуганные индейки, заслышавшие о приближении Рождества. Не желая слиться с этой толпой, мы вовремя сориентировались, перебежали на противоположную сторону дороги и сели на скамейку около пруда наблюдать, как дети кормят уток.

Должно быть, для маленьких это здоровское занятие. Я помню, как мы с мамой гуляли в парке, когда я была совсем маленькой. Мы ехали туда на автобусе, прихватив с собой бумажный пакет, полный кусочков черствого хлеба. Уверена, что это ужасно плохо для уток, но им, похоже, очень нравится. Интересно, бывают ли у них сердечные приступы? Временами мне в голову лезут странные мысли.

Потом Лизе пора было возвращаться, чтобы приготовить чай для младших. По субботам ее мама снимает с себя семейные обязанности, и Лиза с отцом делят их в этот день между собой. Со стороны такое распределение кажется очень разумным, но Лиза считает это обузой. Хотя, наверное, она права, если постоянно приходится это делать. Лиза отправилась домой, а я не спеша побрела к Имилде. Она живет около канала, я бы сказала, что у нее целые апартаменты. А получила она их потому, что вложила деньги в строительную кампанию, когда дом был еще в проекте.

Ее квартира чем-то напоминает те, какие показывают по американскому каналу, знаете, у них еще кухня расположена в углу и как будто на маленькой сцене, а стоя у холодильника, можно видеть входную дверь. Вот только у дверного звонка совершенно обычный звук — «бззз», вместо «дин-дон», как они показывают в своих шоу. (Я никогда не бывала в Америке, хотя сама наполовину американка, а потому знаю об этой стране только из телевизионных программ. Моя мама адаптировалась или осела здесь, не знаю, потому что у нее нет своей семьи, и, значит, у меня нет ни бабушки, ни дедушки, ни каких других родственников в Америке.)

А еще у нее спальня — мезонин. Это когда нет отдельной комнаты, а что-то вроде навесной платформы над главной комнатой. Любой подумает, что ей трудно каждый раз взбираться туда по лестнице, но она так не считает. Вообще отлично, вот только проблема, если вы будете жарить лук. Вы не сможете избавиться от запаха.

— Так не ешь жареный лук, — говорит она, пожимая плечами (кстати, я думаю, резать лук не самое любимое занятие для нее), но, к сожалению, это не всегда относится только к луку.

Я помыла посуду. Это золотое правило в квартире-студии. Никогда нельзя оставлять тарелки до завтрашнего утра. Потом мы пошли в кинотеатр и опоздали на последний автобус, так как фильм поздно закончился, и тогда мы зашли в кафе и уже потом пешком пошли домой. Это недалеко, всего около километра. Был теплый летний вечер, и мы не спеша прогуливались вдоль канала. Ну сказать правду, мои новые ботинки сильно натерли мне ноги, поэтому говорить, что мы не спеша прогуливались, было бы преувеличением. Вот Имилда прогуливалась. Она надела платье, в котором смотрелась очень симпатично. Это звучит, по меньшей мере, чудно, когда речь идет о человеке у которого нет рук, но это действительно так. Я аккуратно набросила ей на плечи пиджак, и вы ни за что бы об этом не догадались. Луна в ночном небе напоминала большую яркую монету и отражалась в спокойной глади канала. Мы остановились, любуясь ее отражением, которое казалось даже более натуральным, чем сама луна, хотя на самом деле это было всего лишь отражение или, по крайней мере, лунный свет. Потом она сказала:

— Этими ботинками ты испортишь себе все ноги, Синди. Лучше сними их, сейчас ведь не холодно.

Я так и сделала: связала шнурки и повесила ботинки на шею, а носки сунула в карманы, — и только после этого я могла бы сказать, что мы с Имилдой действительно прогуливались. Трава под ногами была прохладная и влажная, и в лунном свете она казалась цвета морской волны. Все происходило как будто в кино, знаете, такие старые черно-белые мюзиклы, где люди ни с того ни с сего сжимают в объятиях фонарный столб и начинают петь дуэтом.

Еще немного — и я бы тоже прильнула к фонарю. У меня было игривое настроение. Наверное, это луна так повлияла на меня.

Придя домой, мы приготовили горячий шоколад и включили одну горелку электрической плиты, не потому что было холодно, а скорее для света, а потом выключили электричество и зажгли несколько свечей. Так мы сидели долго-долго, изредка перекидываясь парой слов, и когда замолкали, слышалось легкое шипение горевшего газа и иногда потрескивание свечей. А самым лучшим в этом вечере было то, что Имилда не заговорила со мной о маме, чего я боялась больше всего. Мы вообще мало разговаривали, только немного о фильме, который только что посмотрели, а еще впечатлила луна. Как на японской картине.

Я ни разу не подумала об отце и о Маргарет. Заснули мы поздно. Имилда никогда не ходит в церковь, даже на Рождество, хотя, думаю, это уж слишком. Она называет себя вероотступницей. Мы проснулись около полудня.

— Время позднего завтрака, — объявила Имилда и сказала, чтобы я выбрала, куда лучше пойти — в паб в городе или в «Бьюли»?

— Ты каждый день ешь в «Бьюли»? — спросила я.

Она, пожав плечами, ответила, что почти каждый день, Я знаю, это звучит глупо, но в тот момент мне показалось пределом мечтаний жить в такой квартире и почти ежедневно ходить в «Бьюли». И мне так захотелось поскорее стать взрослой, получить образование, чтобы жить точно так же.

Я выбрала «Бьюли», потому что это круто. Но как только передо мной поставили тарелку с сосисками и яичницей-глазуньей, я расплакалась. Мама точно так жарила яйца, когда я была маленькая. Я знаю, что глупо рыдать над тарелкой с яичницей, но жизнь совсем не похожа на романтическую историю.

Итак, как любит говорить Лиза каждый раз, когда начинает рассказывать что-нибудь новое, крупные слезы капали в тарелку, а плечи судорожно вздрагивали. Имилда принялась успокаивать меня, как только могла, и, немного придя в себя, я начала резать сосиски в ее тарелке, Наверное, я выглядела странновато, склонившись над столом с ножом в руке и красными от слез глазами. Представив, как это нелепо смотрится со стороны, я хихикнула и немного развеселилась. Но все равно слезы лились и, плача, я выплеснула Имилде все, что думаю по поводу отца и Маргарет, рассказала об их совместной поездке на уик-энд. И сказала, что отец мог бы вести себя приличнее и дождаться, пока тело матери остынет в могиле — сама не знаю, почему я выразилась такими ужасными словами, но, конечно, едва промолвив это, я осознала всю чудовищность сказанного и расплакалась еще сильнее. Потом меня обуяла злость, и я обругала отца, не стесняясь в выражениях. Я даже забыла на время, что Имилда его сестра, но не думаю, что по этой причине она станет поощрять его непорядочное поведение. Она сидела и слушала, задумчиво жуя сосиски. Она ничего не сказала. Не приняла сторону отца и не стала сочувствовать мне. Я хотела поцеловать ее просто за то, что она сидит и слушает меня внимательно. Я бы так и сделала, если бы в это воскресное утро мы не находились в «Бьюли», а на столе не стояла яичница, ну и все такое прочее…