Тот, кому за державу обидно - Иван Черных

– Ты какой-то смурной сегодня, – заметила сидевшая рядом с ним путана. – Не пьешь, не ешь.

– Успеется.

– А я хочу танцевать. Пойдем?

– Не крути планты. Иди с Грачом потанцуй.

Грач, крепкого сложения телохранитель, горбоносый и с квадратной челюстью, послушно, прямо-таки по-солдатски, вытянулся у стола. Путана окинула его не очень-то любезным взглядом, но тоже поднялась. Не посмела ослушаться, и от этого у Тэнго на душе стало теплее.

Наконец-то запищал мобильный.

– Слушаю, – приложил к уху трубку Датошвили.

Зря они сели невдалеке от оркестра. Саксофон так завывал, а барабанщик грохотал тарелками и колотушками по барабану, что ни черта не слышно. Эта хренова минетчица уговорила его тут сесть! Тэнго сплюнул со злости и попросил абонента подождать минутку, пока он удалится от шума.

Он вышел на улицу.

– Слушаю…

И тут полоснула очередь из автомата. Падая, Тенгиз увидел черное небо над собой и мигающие, будто огненные вспышки, звезды…

Хоронить криминального авторитета собралась вся местная и приезжая из соседних городов братва. Усыпанный цветами гроб несли крутые парни, верные телохранители еще недавно грозного Тэнго. Центральная улица Ставрополя была запружена толпой. Полиция не вмешивалась – братки сами следили за порядком.

Когда Николаю Васильевичу доложили, как проходили похороны и сколько на них присутствовало подельников Датошвили, он глубоко вздохнул.

– Да, серьезная, долгая еще предстоит нам работа.

Чернобуров срочно улетел в Москву. Печать и радио продолжали славить его мудрое руководство, успехи края в сельском хозяйстве и промышленности. Похоже, в скором времени его на самом деле заберут в столицу.

Вечером, когда Николай Васильевич приехал со службы домой, в квартире уже находилась Вероника. Из кухни доносился вкусный запах жареного.

Она встретила его в прихожей, чмокнула в губы.

– Я уже заждалась тебя. Похозяйничала в твоем холодильнике. Голодный?

– Есть малость. По пути захватил кое-что. Возьми в портфеле, пока я переоденусь и руки помою.

Она забрала портфель и отправилась на кухню.

– Рискованная ты женщина, – садясь за стол, сказал Николай Васильевич. – Олег мстителен. Даже если разлюбил тебя, не простит из-за высокомерия, из-за того, что не покорилась ему. Скажи честно, не жалеешь, что так случилось?

– Нет.

– Но ты же любила его.

Вероника грустно усмехнулась.

– Не помню, какой мудрец сказал, что от любви до ненависти один шаг. Не подумай, что во мне тоже возобладало самомнение. Тут совсем другое. То, что Олег стал изменять мне вскоре после нашей свадьбы, вначале сильно задело меня. Но я стерпела и словом не упрекнула его: ныне мало таких мужчин, которые не изменяют своим женам. Дело не в этом. Физическая измена и духовная – большая разница. Беда в том, и это я поняла слишком поздно, что мы духовно абсолютно разные люди. Я выросла в бедности и никогда не рвалась к богатству. Тем более любым путем. Мне претит это. Когда я познакомилась с Олегом, мне он показался таким порядочным, высокоидейным – бывший секретарь крайкома! – Замолчала. – Хватит вспоминать старое. Садись ужинать. Рюмку налить?

– Обязательно. Твой визит – большой для меня праздник.

Он действительно чувствовал себя в ее присутствии счастливейшим человеком. Все в ней нравилось ему – и ее стройная, гибкая фигура, и красивое лицо, и неброское, из легкой цветной ткани платье, и как энергично и в то же время легко и плавно она двигалась по кухне.

Она достала из серванта бутылку коньяка, рюмки, поставила на стол. Пока Николай Васильевич откупоривал бутылку, Вероника позаботилась о закуске: разложила в салатницы салат из овощей, в тарелки – жареный картофель со свининой.

– И когда это ты только успела, – похвалил ее генерал. – Я настроился на сухомятку, а ты такой прекрасный закусон приготовила.

– Стараюсь, чтобы не отощал соломенный холостяк. Значит, твоя благоверная категорично отказывается от тебя?

– Еще бы. Она нашла более богатую, более перспективную партию.

– Вот даже как. И кого?

– А ты не догадываешься? Разве Олег не давал тебе газеты с панегириком о себе?

– Давал. – Вероника по-детски сунула палец в рот, глянула на него испытующе. – Выходит, Белоусова Татьяна твоя жена?

Он кивнул.

– Я еще подумала об этой журналистке. Уж слишком сладострастно написано, не обошлось, наверно, без постели.

– Ты не ошиблась. К счастью, я считаю себя не внакладе. Давай за это выпьем.

– Нарочно не придумаешь, – осушив рюмку, рассмеялась Вероника. – О нашей связи Олег, по-моему, догадывается, а скорее всего, ему доложили. Но он и намека не подает. Ты прав, он эгоистичен, злопамятен и мстителен, еще припомнит нам наши прегрешения. Однако сейчас ему не до этого. Главное – Москва, и он ни перед чем не остановится, чтобы взойти на кремлевский пьедестал. Не вздумай мешать ему. Ты знаешь, как он поступил с твоими предшественниками. И только за то, что они не стали танцевать под его дудку. Учти и другое – Олег неплохой организатор. – Пытливо глянула в глаза Николая Васильевича. – Хорошо познакомился с его окружением? Так называемой элитой, олигархами, банкирами, дельцами всех мастей – такими же лицемерами и негодяями, как он. Миллиардами ворочают, в рулетку миллионы проигрывают, а крестьяне, пенсионеры сухую корку грызут беззубым ртом. Пыталась я вразумить своего нареченного, так он посмеялся надо мной, сказал, что те времена, когда легковерные ждали прихода коммунизма, равенства и братства, давно прошли. И это вчерашний коммунист, глашатай свободы и равенства! – Она глубоко вздохнула, налила в рюмки коньяку и с жаждой, со злостью выпила. – Прости меня за такую грубую, обнаженную откровенность. Сама виновата – оказалась близорукой и легковерной.

– Ничего удивительного. Я знаю Олега с детства, учился с ним в одном классе. Потом довелось работать вместе, когда он стал партийным боссом, а я полицейским, потом он – губернатором, а я заместителем начальника УВД. Многое в его поведении, поступках не было для меня тайной. И то, как он шагал по служебной лестнице, какие использовал методы и рычаги, было очевидно. Мы часто спорили, пытались переубедить друг друга. Бесполезно. Каждый оставался при своем мнении. Теперь и вовсе его не переубедить. Что ж, он не одинок. Мораль: человек человеку друг, товарищ, брат давно растоптана и заменена другой – ЧЧВ: человек человеку волк. – И спохватился. – Что-то мы опять на невеселую тему скатились. Ты у меня! Я очень рад видеть тебя. Ты, как солнце, озарила мою холостяцкую келью.

– Не надо так… а то вдруг и я зазнаюсь, – усмехнулась Вероника. – Мне хорошо с тобой, и я чувствую себя счастливой. Хочется петь, танцевать, дурачиться, как в детстве. Разреши, я музыку включу?