Корона для Миледи - Патриция Брейсвелл

— Ваша мать родом с севера, насколько мне известно, — заговорила она, — и вы жили так какое-то время, не правда ли? Там не так, как здесь? Люди сильно отличаются?

— И страна, — ответил он, — и люди, даже язык сильно отличаются. Они говорят на причудливой смеси английского и датского языков, приправленной небольшим количеством норвежских слов. Природа там более суровая, чем здесь.

Он указал кивком головы на уходящие вдаль пологие зеленые холмы.

— Не такая благодатная. Там, на севере, есть скалистые горы с отвесными склонами, которые как будто прорвали землю, поднявшись из ее недр. К западу этой страны природа смягчается. Там находится озерный край — бог знает, сколько там водоемов. Они окружены зелеными долинами, и, когда сияет солнце, вода в них становится синей, как сапфир. В направлении восточного побережья, в окрестностях Йорвика, природа снова меняет свой облик. Этот край равнинный, но тоже не лишен своеобразной дикой красоты. Весной равнины превращаются в сплошной цветочный ковер.

Пораженная этим неожиданно поэтичным многословием человека, который до сих пор едва вообще с ней заговаривал, Эмма сказала:

— Ваше красноречие, милорд, пробудило во мне страстное желание воочию увидеть эти северные пейзажи. Возможно, когда-нибудь я туда попаду с королевской процессией.

Этельстан отрицательно покачал головой.

— Мой отец так далеко на север заезжал только один раз, и тогда за его спиной шла армия. Это опасные места. Народ там часто ропщет на власть Уэссекса. Наши твердыни, наша история — здесь, на юге.

Эмма вспомнила, что отец Эльгивы — элдормен северных земель. «Опасные места», — сказал Этельстан. Выросшие там мужчины и женщины, похоже, тоже опасны.

— А Эльгива северянка? — спросила она.

— Да, — сказал он не вполне уверенно. — И нет. Семейство Эльгивы владеет половиной Мерсии, бóльшая часть их земель находится перед границей с Нортумбрией. Это в тех краях, которые мы называем Мидлендс, но на самом их севере. Раньше, до того как Мерсию завоевал Уэссекс, там были собственные короли. Но то было в далеком прошлом. Правда, Эльгива часто забывает, что Мерсия уже не отдельное государство, а она не дочь короля.

«Или жена короля», — подумала Эмма. Но если род Эльгивы такой могущественный, то это отчасти объясняет, почему Этельред ее к себе приблизил.

— А какие они, жители Нортумбрии? — спросила она. — Тот народ, что на дальнем севере?

Этельстан помрачнел.

— Пятьдесят лет назад викинг по имени Эрик, прозванный Кровавой Секирой, правил Нортумбрией, которую называл королевством Йорвик. Его прогнали, но народ там до сих пор сохранил прочные связи с землями, лежащими по ту сторону Северного моря.

Он не смотрел на нее, устремив свой взгляд на дорогу прямо перед собой, отчего следующие его слова прозвучали как будто между делом:

— У вас также есть там связи, я полагаю, торговые и родственные.

Почувствовав за видимой небрежностью его замечания скрытую угрозу, Эмма решила ответить прямодушно.

— Предки моей матери приехали из Дании, — сказала она. — Но воспитана она была в Нормандии.

Они опасно приблизились к теме, касаться которой Эмма не желала. Она полагала, что причина недоверия короля к ней — в ее датском происхождении, а также в прибыльной торговле ее брата с викингами. Мог ли король посвятить в свои подозрения Этельстана? Если это так, то она только что дала им подтверждение своим живым интересом к северным землям. Она пожалела, что вообще заговорила об этом.

— Ни для кого не секрет, — заговорил он неспешно, — что король датчан, Свен Вилобородый, был приглашен во дворец герцога Нормандского. Я его никогда не видел, но много о нем слышал. Вы были там, когда ваш брат его принимал? Вы видели короля?

Теперь он направил на нее взгляд своих голубых глаз, но в нем она не увидела никакого коварства, одно лишь любопытство. Однако она все равно пришла в замешательство, не зная, что ответить. Она не хотела бы заострять внимание на взаимоотношениях своего брата и Свена Вилобородого, но, если Этельстан уже знает, что Свен на Рождество был в Нормандии, с ее стороны было бы глупо лгать.

— Я видела его на святках, но лишь мельком. Моя мать держала всех женщин нашего дома подальше от короля и его моряков.

— Вон оно что, — сказал он. — И все же он и его люди были у вас по приглашению вашего брата.

Она взглянула на него, злясь на его самонадеянную уверенность в том, будто он понимает замыслы ее брата.

— Так и есть, милорд, — согласилась она. — А что бы вы сделали, если бы вооруженная до зубов армия, значительно превосходящая вашу гвардию и славящаяся тем, что берет силой оружия все, что пожелает, появилась у вас на пороге, требуя постоя?

Теперь он уставился на нее, удивленно подняв брови. А затем улыбнулся.

— Мне пришлось бы их пригласить.

Что ж, ей наконец удалось выудить из него улыбку, осветившую его лицо и смягчившую угловатые очертания его подбородка. Хоть она и сказала ему больше, чем хотела бы, но в конце концов результат стоил того.

После этого их беседа стала менее напряженной. Эмма расспрашивала его о братьях, желая побольше узнать об Эдмунде и особенно об Эдгаре, за которым у нее почти не было возможности понаблюдать. Он задавал ей вопросы о ее собственных братьях и сестрах и интересовался разработанной ее братом методикой выездки лошадей.

Время для Эммы пролетело слишком быстро, и она опечалилась, когда они остановились перед королевским дворцом.

— Возможно, — сказал Этельстан, помогая ей спешиться, — нам удастся еще не раз выехать вместе. Я бы узнал побольше о Нормандии, если вы изволите мне о ней рассказать.

Он стоял лицом к ней, продолжая поддерживать ее за талию. Только его прикосновения не придавали ей уверенности, а совсем наоборот. И, заглянув в синь его глаз, намного более глубокую, чем небесная лазурь, она испытала головокружение.

— Не знаю, отпустит ли меня король, — сказала она, попятившись, чтобы вернуть себе самообладание.

— Я поговорю с ним. Он не станет возражать, если будет уверен в вашей безопасности.

Безопасности? Если ли вообще в этом королевстве такое место, где она могла бы чувствовать себя по-настоящему в безопасности? Этот мир населен мужчинами и женщинами, интригующими с целью возвышения и обретения власти, и ее брак породил неприязнь по отношению к ней, которая однажды может перерасти во враждебность, против которой ей нечем будет защититься.

Наблюдая, как Этельстан отводит на конюшню лошадей, Эмма обдумывала, разумно ли будет поехать с ним на прогулку еще раз. Она до сих пор не знала причины, по которой он предпринял эту попытку сближения с ней, но, Боже праведный, как же ей хотелось вырваться из удушающего мирка в пределах замковых стен! Почему бы ей не сопровождать его, если король это позволит? Ей нужно налаживать связи с людьми двора. Возможно, это и станет началом.