Саша и Шура - Анатолий Алексин

Совсем недавно я упоминал о том, что собака – лучший друг человека. Но не только собаки наши лучшие друзья. Если вспомнить разные пословицы и поговорки, то окажется, что у нас кругом просто полно друзей, и все они не какие-нибудь, а лучшие. Вот, например, «солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья!» Это все ребята знают чуть ли не с пелёнок и даже в песнях об этом поют. Но, оказывается, всё обстоит совсем не так просто, как поют в песнях.

Что касается воздуха, то он всегда наш лучший друг. Это уж точно: мы бы без него просто задохнулись! А вот солнце и вода – совсем другое дело. Если пользоваться ими неправильно, то они могут вдруг взять да и превратиться из лучших друзей в злейших врагов.

Всё это я узнал, лёжа рядом с Кешкой-Головастиком на самом носу рыжей песчаной морды, нависшей над берегом. Мы лежали на животах, и Кешка разглядывал пляж сквозь толстые стёкла настоящего полевого бинокля, который ему подарил родной дядя, то есть Андрей Никитич. В это утро я должен был помогать Головастику спасать отдыхающих, если бы они вдруг вздумали тонуть. Конечно, и пляж и река были нам прекрасно видны и без бинокля. И отлично был виден плот, сколоченный нами в прошлом году. Он слегка покачивался на привязи недалеко от берега. Теперь плот снова стал спасательным, и к нему опять вернулось его старое имя, с которым он, так сказать, родился на свет: «Хузав», что в расшифрованном виде означало: «Хватай утопающего за волосы!»

Да, всё нам с Кешей было абсолютно ясно видно и без полевого бинокля, но мы всё равно по очереди глазели в него, потому что были на посту, а тому, кто стоит или даже лежит на посту, бинокль никогда не помешает. И ещё это отличало нас от всех других отдыхающих: не будь у нас бинокля и красных повязок на руках, можно было бы подумать, что мы просто так прохлаждаемся или, точнее сказать, прогреваемся на песке. А на самом-то деле мы не прохлаждались и не прогревались, а выполняли свой общественный долг.

Так вот, оказывается, не все солнечные лучи полезны для человеческого организма, а некоторые даже вредны. Лучше всего приходить на пляж ранним утром и не просто лежать, а без конца переворачиваться с одного бока на другой и с живота на спину. Тогда это будет называться уже не просто лежанием на песке, а «приёмом воздушной и солнечной ванны». Почему это будет так называться, я толком не понял: ведь никаких ванн поблизости не было, а была река, которая блестела, словно её натёрли каким-то особым солнечным лаком, и был берег, густо покрытый бывшими «дикарями», которых мы теперь уважительно называли отдыхающими тружениками или просто отдыхающими.

Сидеть в реке подолгу, оказывается, тоже вредно; не рекомендуется залезать в воду по нескольку раз, а лучше всего один раз туда залезть и один раз вылезти; особенно же вредно лезть туда в разгорячённом виде, а лучше, перед тем как купаться, немножко охладить себя в тени…

В общем, мне показалось, что, если выполнять все эти правила, о которых через хриплый репродуктор неторопливо докладывал всему пляжу Веник, то лучше уж вообще не ездить в Белогорск или куда-нибудь ещё, а просто сидеть себе дома, лежать на диване и переворачиваться при этом сколько хочешь, а если не хочешь, то и совсем не ворочаться.

Я знал, что все эти правила Веник не сам придумал и не где-нибудь вычитал, а что ему рассказал о них мой собственный дедушка-доктор. И, наверное, эти правила были и правда очень важны для отдыхающих, потому что ведь их не Ангелина Семёновна для своего Веника сочинила, а мой дедушка, который был поклонником спартанского воспитания и терпеть не мог всяких неженок.

Мы видели в полевой бинокль, как мамаши приказывали своим дочкам и сыновьям внимательно слушать Веника, и почти каждая из них время от времени торжествующе вскрикивала: «Вот видишь! Я же говорила, что нельзя по часу торчать в воде!.. Вот видишь: я же говорила, что нельзя загорать до потери сознания!»

Одним словом, лекции Веника имели очень большой успех у родителей. А у юных отдыхающих тружеников они никакого успеха не имели. Мы с Кешей даже слышали, как двое мальчишек договаривались поколотить нашего Веника, «если он не замолчит». Но он уже третий день упорно не умолкал… И результаты его хриплых выступлений через микрофон можно было ясно разглядеть и без помощи полевого бинокля родители стали притаскивать своих детей на пляж рано утром, чтобы они обязательно попадали под самые полезные солнечные лучи, заставляли их всё время вертеться на песке, как ужей на сковородке, и перестали пускать их по десять раз в воду.

Испортив настроение всем приезжим мальчишкам и девчонкам, Веник объявлял перерыв. «Вот бы и помалкивал! – ворчали юные отдыхающие труженики. – А какое ему дело, сколько раз мы переворачиваемся со спины на бок?»

Но нам было до этого дело: ведь Андрей Никитич сказал, что мы должны бороться за человеческие организмы и воздвигать «фабрику здоровья». Вот мы и воздвигали!.»

А потом раздавалось ровное, неторопливое стрекотание мопеда, и на пляж прикатывали Саша с Липучкой. Они привозили толстые, тяжёлые кипы газет и журналов. И все им были очень рады, все вскакивали со своих насиженных или, точнее сказать, налёженных мест, поспешно лезли за мелочью в пляжные сумки и кошёлки, а потом по всему берегу начинали шелестеть страницы, и ветер широко раскидывал в стороны крылья газет, и казалось, будто какая-то птичья стая неожиданно приземлилась возле реки.

Ну, а если у кого-нибудь случайно не было при себе денег, Саша и Липучка давали газеты в долг, – как говорил наш киоскёр, «с непременной последующей оплатой». Так было уже третий день, и никто ни разу не обманул доверчивых членов Общественного совета. Даже наоборот, у Саши с Липучкой оказалось восемь лишних копеек, которые неизвестно кто переплатил.

Потом Саша и Липучка быстро окунались в реке (точно так, как советовал Веник с дедушкиных слов!) и, совсем не отдохнув на пляже, вновь укатывали в город. Мы с Кешей знали, куда они так торопились. В эти дни у них было очень важное дело: они ездили по всем домам и собирали у ребят интересные книги для нашей будущей общественной библиотеки, которую мы решили назвать так: «Прочти – и передай товарищу!» Андрей Никитич как-то рассказывал нам, что на фронте, во время войны, были листовки и газеты с таким обращением наверху, и хоть сейчас было мирное время, но нам всем очень понравились эти слова: «Прочти – и передай товарищу!»

Когда утро уже начало потихоньку переползать в полдень, а солнечные лучи уже почти совсем перестали быть полезными и понемножку начали «вреднеть», Кешка отложил в сторону полевой бинокль и сказал:

– Это никуда не годится! Саша с Липучкой и даже Веник работают, а мы с тобой валяемся тут без всякой пользы…

– Но ведь Андрей Никитич сказал нам, что вполне стоит так вот просидеть без всякого дела хоть тридцать дней, чтобы на тридцать первый кого-нибудь выручить из беды. Он же сказал, что у нас с тобой «задание особой важности»!