Белые тени - Иван Дорба

Их договор с командиром остается в силе, это подтверждали громко брошенные на крыльце полковника слова: «Очень хорошо!»

Минут через десять Попов услышал тяжелые шаги на крыльце, потом заскрипел засов, и Блаудис, весело мурлыкая себе под нос какую-то песенку, вошел в комнату и уселся за стол. Вахмистр видел только его руки, большие, сильные руки спортсмена. «Наверно, он все же англичанин», — подумал он. Эти руки говорили о том, что их хозяин доволен. Что хозяин раскусил гостя и обманул его, что он ждет нетерпеливо кого-то важного или, может, близкого ему человека. Время от времени эти руки вместе с хозяином напряженно прислушивались, и тогда вахмистр невольно сдерживал дыхание. «Конечно, — решил он, — это англичанин, у латышей нервы покрепче».

Прошел добрый час, запах табака уже не раз щекотал вахмистру ноздри, а руки резидента все еще продолжали свой разговор. Сейчас они держали какую-то важную бумагу, держали крепко и даже с какой-то гордостью. И в этот миг кто-то постучал в дверь четыре раза. Руки радостно взметнулись. Потом послышались слова пароля, и вахмистра так и обдало жаром, он понял все, все стало на свои места.

Хозяин отпер дверь, которая вела в сад, и впустил в комнату нового гостя.

— К вам, Петер, не заходили?

— Заходили, конечно. Но старого воробья на мякине не проведешь! Я сразу понял, что дело неладно. Подсунул липу, — забубнил, уже не коверкая слов, Петер Генрихович Блаудис, — а что произошло?

«Мы его крестим Петром, а он Петер. Пароль с закавыкой. И стучит, а не трезвонит! Барона Петра Врангеля надули или мой Петро что-то напутал. Посмотрим!» — раздумывал вахмистр, слушая разговор.

— Врангель зол как черт на Англию из-за Польши. Контрразведке удалось что-то разнюхать, и они арестовали и выколотили все, что могли, из какого-то вашего англичанина по имени не то Вейк, не то Бейк.

— Блейк! Джон Блейк — это псевдоним человека, которого я ждал. Зо!

— Его нет больше в живых. Они его замучили, — сказал пришедший. — Вы получили сигнал о тревоге номер один?

— Получил и ломал себе голову, в чем дело? Ведь месяц ездил. Проверил всех, изменил пароль, сделал все, что надо. Полагаю, на этот раз окончательно. Сегодня утром я покидаю этот дом навсегда. Врангелевский разведчик предложил мне поселиться в Екатеринодаре под именем Криш Янович Ласкус. Все это записано симпатическими чернилами, как и мой новый адрес, пароль и страховка. Теперь нам нужно торопиться, я передам вам списки и еще кое-какие интересные для вас данные. Они замурованы в табакерке. Отличная живопись, антиквариат. Можно всю жизнь проносить табакерку в кармане и не догадаться о существовании в ней тайничка. Редчайшая штука. Вот смотрите.

Попов ничего не видел. Блаудис и его гость стояли вне поля его зрения. Но это и не беспокоило вахмистра, сейчас он думал о том, как ему быть?

А внизу тем временем гость передавал Блаудису распоряжения. Их было много, но сводились они к трем пунктам: налаживанию внутренних и внешних каналов связи; проникновению своей агентуры в ЧК и прочие органы власти; привлечению новых людей и расширению осведомительной сети при строгом соблюдении правил абсолютной конспирации. Потом речь пошла о положении на врангелевском фронте. Оба высказали мнение, что наступление неминуемо захлебнется, а Улагаевский рейд на Кубань — глупая затея. Поговорили о том, что общественное мнение Европы резко настроено против того, чтобы оказывать помощь белым. В Великобритании грозят забастовкой рабочие. Лейбористы того и гляди возьмут верх на парламентских выборах. Европе не до помощи. Ей самой еще надо справиться со своими коммунистами. Врангель же без настоящей интервенции может продержаться в России не более двух-трех месяцев.

— А потом придет на поклон к нам! — заметил Блаудис. — И будет продавать нашу же разведывательную сеть. Но это ему не удастся. Ха-ха!

— Ну, он скорей всего предложит свои списки французам. Или даже полякам, поскольку поляки так близко связаны с французами.

— Связаться с польской разведкой — это все равно что связаться с нами, — сказал Блаудис. — Но разведчики, надо сознаться, они неплохие!

«Чертяка, как чешет по-русски! — подумал Попов. — Какие котелки выкидывает!»

— А может, у вас побывал польский разведчик?

— Нет, не думаю, впрочем, черт его знает. Требовал уйти до особого распоряжения в конспирацию, мотивируя это, кстати, далеко не без основания, тем, что большевики после победы устроят генеральную чистку своего аппарата и партии и постараются избавиться от примкнувших к движению по разным обстоятельствам, но далеко не из идейных побуждений людей. Вероятно, все это правильно. Удивило меня другое: он требовал полной консервации, прекращения сбора сведений, всяких диверсий, актов террора. До сих пор все было иначе.

— Странно, очень странно! Неужто американец? Интересно, а как он выглядит?

Блаудис очень точно описал Кучерова.

— Да ведь это командир полка полковник Кучеров! — воскликнул неизвестный. — Вот так фунт! Похож на красного!

Потом последовало еще несколько уточняющих вопросов. Неизвестный удивлялся и недоумевал. И наконец начал прощаться.

— Я провожу вас до речки, там у купы ив, с правой стороны, привязана моя лодка. Вы сядете и, минуя посты, спокойно доплывете до самого моста, а там уже просто. Мне нужно собраться до рассвета и уйти, не то этот Кучеров вздернет меня в моем же саду...

Попов уже не слышал, что ответил резиденту неизвестный. Он прокрался к чердачной двери, осторожно приоткрыл ее, прыгнул вниз на траву и прислушался. Блаудис и неизвестный выходили на заднее крыльцо. Тогда вахмистр, ускоряя шаг, кинулся к реке и очутился среди верб и зарослей ивняка минуты на две раньше неизвестного.

На горизонте появилась серая полоска, наступала та предрассветная пора, когда мрак, словно чувствуя свою гибель, вползает во все углы и норы, цепляется за каждое дерево, каждый куст, каждую ямину, растворяется в предутреннем тумане, разливается чернилами по воде и борется изо всех сил, пока небо вдруг не станет синим и не брызнет на востоке всепобеждающий сноп яркого света.

Набойная лодка чернела у толстой, корявой, склонившейся к воде дуплистой ивы. Вахмистр покрепче затянул узел веревки и притаился за деревом. Вскоре его ухо уловило торопливые шаги. К реке спускался таинственный гость английского резидента Блаудиса. Тихонько чертыхаясь, он принялся развязывать туго затянутый узел, потом полез в карман за ножом, и в этот момент его сразил удар кулака Попова. Не охнув даже, он ничком упал на землю.

Вахмистр быстро обыскал разведчика. Взял табакерку, пистолет, бумажник, потом положил бесчувственное тело в лодку, обрезал конец, оттолкнул ее, поглядел, как она медленно поплыла по течению в серый туман, сползавший на воду, и торопливо зашагал к заставе.

Когда спустя час он подъезжал к дому Блаудиса, уже совсем рассвело. Двери и окна дома были наспех заколочены досками крест-накрест. Вахмистр спешился, дал повод коня сопровождавшему его одностаничнику Степану Чепиге, огляделся, неторопливо направился к задней части дома, поднялся по лестнице на сеновал и через люк спустился в маленькую прихожую. Даже при слабом свете, пробивавшемся сквозь щели ставен, видно было, что тут собирались наспех. А когда он отворил в комнате тяжелые внутренние ставни, хаос предстал во всей красе. Полуразломанный шкаф лежал на боку, задняя его стенка была выбита напрочь и, вся разломанная, валялась в стороне. «Наверно, у него был там тайник», — подумал Попов. Не обнаружив ничего интересного, он поднялся на чердак. Один из его углов был завален рухлядью. Старые дырявые венские стулья, два ободранных и засаленных кресла, огромный, точно саркофаг, диван с высокой спинкой и надтреснутым ржавым зеркалом, обитый железом расписной зеленый сундук со сломанными замками, несколько связок журналов и книг, железная печка, кастрюля, сковороды, ведра и разный хлам. Все было покрыто толстым слоем пыли. Вахмистр спустился вниз, обошел еще раз дом и решил: «Не стану жечь! Зачем добру пропадать? Хай добрый человек попользуется. Сюды английская разведка ить не заглянет».