Дерзкий поцелуй - Маргарет Эванс Портер

Собаки устремились в укрытие – в лес с зарослями папоротника. Лиса неожиданно бросилась в противоположном направлении, но эта смелость стоила ей жизни. Загонщики, бежавшие по краям своры, загнали лису в кустарник. Другие напряженно кружили рядом.

Егерь спешился. Он подошел к зарослям утесника и схватил пойманного зверя за шею. Лиса беспомощно дергалась, показывая клыки. Егерь бросил ее прыгающим перед ним гончим.

Лавиния не стала смотреть на это убийство. Когда лису бросили собакам, она отвела глаза, но слышала, как они щелкали зубами и рычали, сражаясь за свою долю добычи. Она искренне скорбела по храброму рыжему зверю.

– Вот так кончается погоня, – печально заметила она.

Гаррик слез с седла.

– Если не дать им награду, гончие в следующий раз не будут такими активными. Эти парни следуют традициям отцов и дедов. Выезжают рано, едут туда, куда приведет их первая лиса, и возвращаются на постоялый двор, чтобы отпраздновать и вспомнить все детали охоты.

Подошел егерь и вручил Гаррику хвост лисы.

– Мы решили, что «трубу» нужно отдать другу вашей светлости. Сувенир на память о ее первой... то есть его первой... охоте с нами. – Понимающе подмигнув, он закончил: – Смелый всадник, в самом деле, очень смелый.

– От имени моего друга я благодарю вас.

Гаррик отнес подарок Лавинии.

– Это редкая честь, – прошептал он.

– Что мне делать с этим? – спросила она, не желая касаться ужасного предмета и в то же время, страшась лишиться расположения людей, которые ее наградили.

Гаррик засунул хвост в карман своей куртки.

– С вашего позволения, я добавлю его к трофеям, хранящимся в ружейной комнате в Лэнгтри.

Он легонько ущипнул ее за щеку, как это сделал бы Керр. Но после того как он помог ей забраться в седло, совсем не по-братски положил руку на ее бедро, отчего всю дорогу по ее ноге бежали мурашки, до самых кончиков пальцев.

Торжествующая компания направила лошадей к «Отдыху кучера», надеясь на праздничный завтрак. Гаррик и Лавиния ехали в хвосте процессии.

– Вы жалеете, что поехали со мной? – спросил он, потому что после охоты Лавиния выглядела какой-то пришибленной.

– Да, мне жаль лису. Но мне очень понравился выезд – больше, чем все, что я делала с тех пор, как приехала в Англию.

Он ухмыльнулся:

– Как бы мне хотелось рассказать парням, что этим утром леди снизошла до того, что составила им компанию.

– Это не было снисхождением, – запротестовала она. – Классовые различия имеют большое значение здесь, но они не так важны у нас, где аристократы – это редкость. Когда двойняшки и я были моложе, нашими единственными партнерами по играм были дети арендаторов и рыбаков. Наш дед был лордом и вел себя надменно, но мы не считали себя выше остальных. Наоборот, мы завидовали тем, кто мог играть на улице весь день – ведь мы были заперты в классной комнате с учителем и гувернанткой.

– Тогда, можно сказать, что ваше воспитание было таким же необычным, как и мое. Я ненавидел Итон, эту ужасную псарню для породистых щенков, ненавидел так, что даже сбежал. Моя мать, к ее чести, позволила мне сопровождать ее в путешествиях. Мы поселились в Венеции, но регулярно посещали Рим, Неаполь и Париж.

– Ваш отец не поехал с ней на континент?

Гаррик помедлил, прежде чем ответить.

– Мои родители не жили вместе. Герцог был готов содержать мою мать – при условии, что она не появится в Англии. Он дал ей денег, чтобы она могла купить палаццо. Он платил по ее игорным долгам, по счетам портных, выплачивал жалованье бедному капеллану, которому досталась неблагодарная работа меня учить. После ее смерти он настоял на том, чтобы я вернулся в Лэнгтри. Они с Эдвардом быстро поняли, что вольная жизнь меня испортила...

Когда они прибыли в гостиницу, другие охотники уже были в зале. Гаррик оставил Лавинию с лошадьми, прошел на кухню и уговорил повара выделить ему часть праздничного угощения.

Жена хозяина сама завернула ему еду в чистую салфетку.

– Жареные куриные грудки, гренки с сыром и оладьи, – пояснила она, протягивая ему сверток. – Если хотите эля, который сварил мой муж, можете взять вон тот бочонок.

Другая женщина всплеснула руками:

– Я приберегла его для гренок с сыром.

– Буфетчик нальет еще.

Повар заворчал:

– Его светлость должен сесть за стол с остальными и позавтракать, как подобает христианину.

– Нет, он не может, – возразила хозяйка. – Он хочет держать свою девушку подальше от буйной компании – а ведь они начнут буянить, когда выпьют.

– Какую девушку? – невинно спросил Гаррик.

– Ту, которая ждет вас в конюшне.

Он покачал головой:

– Какое несчастье – такая красивая, честная женщина потеряла зрение в таком молодом возрасте!

– Ой, да ну вас! – Она протянула ему кувшин. – Оставьте ваши шуточки для вашей милашки.

Гаррик повел Лавинию в рощицу, которую он знал, и там они смогли насладиться завтраком. Пока они ели, Лавиния расспрашивала Гаррика о Венеции. Отвечая ей, он подумал – и не в первый раз – о том, как ему хочется отвезти ее туда. Пусть она увидит его палаццо, ощутит священную тишину церквей, каждая из которых была уникальна и неповторима. И каждую ночь они бы танцевали на набережной или на одной из многих площадей.

– Я завидую вашей бурной жизни, – вздохнула она. Ее серебристые глаза сверкнули, когда она отвела короткие локоны, которые выскользнули из-под ленты и теперь обрамляли ее пылающие щеки. Она носила костюм мальчика с тем же изяществом, что и муслин, шелк и атлас, и ему особенно нравилось, что бриджи подчеркивают ее гибкие, стройные ноги.

Желание жгло его огнем. Он жаждал обладать ею, прижать это восхитительное тело к траве и пробудить в ней великую страсть. В то же время он понимал, что не может ее соблазнить. Подробности его рождения стали первым звеном в цепи скандалов; он провел годы, все удлиняя и удлиняя эту цепь. Он не станет перекладывать груз своего стыда на эту невинную девушку и обрекать ее на вечные муки вместе с ним. Он должен помнить, что у нее есть только надежда, и совсем нет опыта.

Она выросла в роскоши, ее ублажали всю жизнь – как он может убедить ее выйти за него замуж? И если она примет его, он, конечно, не сможет обеспечить ей комфорт и безопасность, к которым она привыкла. Черт, у него даже нет дома, где она могла бы жить.

«Смотри, но не трогай», – осаживал он себя даже в тот момент, когда «го рука двинулась к ее щеке, такой гладкой и теплой и идеально вылепленной. Сначала его привлекла ее красота, а потом и ее характер, и он потерял голову.

– Вы говорите, что завидуете мне. Но смогли бы вы быть счастливы, если бы жили так, как живу я? – спросил он. – Беззаботно, не думая о том, что подумают или скажут другие?