Неидеальный Джон против неидеального мира - Михаил Михайлович Сердюков

Кажется, он пьет все, что больно кусает рот. Когда он выпьет, то становится грубым и то и дело ругает маму. Он говорит про нее гадости, что она спит со всеми подряд, обзывает шлюхой. А дядю Лукаса почему-то называет моим отцом.

2 июня 1999 года

Мама разбила нос Паоло. Он забрызгал всю ванную кровью, а потом она сгребла все его вещи и выкинула за дверь, сказав, чтобы катился куда подальше. Паоло смотрел на нее так жалобно, как смотрят щенята. Он и на меня поглядел так же. Мне стало его жалко, и я захотел, чтобы он остался. Даже почему-то заплакал. Но мама все равно била его, а он, скрючившись, стоял в коридоре и вытирал сопли с кровью. Я захотел вступиться за него, как Том Сойер за Гекльберри Финна.

21 августа 1999 года

Паоло сегодня приходил к нам и играл со мной и Риком. Он принес сладости и игрушки. Мне нравится Паоло, а маме, кажется, нет. Она на него кричит и говорит, что он бездельник и алкаш. Хотя он нравится не только мне, но и Рику. Притом что брату мало кто нравится, кроме Майкла. Сегодня с Паоло Рик радостно тараторил, как пулемет, а я просто их слушал. Со мной ни Рик, ни отец Паоло, ни тем более мама так не разговаривают. Они всегда или общаются друг с другом, или молчат, делая вид, что меня не существует. Конечно, мама раздает мне указы по дому, а так, чтобы просто поговорить, – никогда. Я чувствую себя одиноко. Мне кажется, что все вокруг играют в драчки, как Брюс Ли, радуются жизни и едят Hershey's, и только я никому не нужен.

24 марта 2002 года

Сегодня я встретил Паоло. Он сидел у церкви, где раньше принимал прихожан. Люди не обращали на него никакого внимания, а я обратил и подошел к нему. Он сказал, что я сильно вымахал и у меня огрубел голос. О волосках под моим носом он промолчал. А когда вспомнил про мою маму, завелся. Песня была старой – моя мама шлюха и сломала ему жизнь. Он сидел на земле, как калека без ног, но ноги у него были. Он сказал, что чувствует себя ужасно. «Страшный грех совершил я, когда пустил Оану в сердце свое» – такие были его слова. И еще: «Клин клином вышибают, и, чтобы выбить дурь из себя, на дно нужно мне опуститься и, оттолкнувшись, вынырнуть к Богу, Отцу нашему небесному».

Исповедь отца Паоло. Часть 3

Вчерашний звонок Джона что-то пробудил внутри Паоло, поэтому сегодня он стоял у дверей церкви. Бывший священник давно не появлялся здесь. Встреча с храмом Господним была такой же волнительной, как встреча со старой любовью. В конце 2002 года, из-за страстных и неконтролируемых чувств к Оане, Паоло уехал из Уэстфилда. Недалеко. В городок по соседству – Элизабет. Там он обрел покой, пошел работать на стройку, завел товарищей и еще сильней увлекся бейсбольной командой Oakland Athletics. Он собрал почти все карточки с игроками разных годов и раздобыл редкую бейсболку с автографом Джастина Дукшерера. С выпивкой он так и не завязал. Возможно, алкоголь помогал ему залечивать раны или затуманивать его мечты о приключениях.

Пыльные витражные окна возвышались над сутулым мужчиной. Он запрокинул голову. Длинный шпиль церкви уходил прямо в небо, как и его мысли о Боге. Он давно не говорил с Ним, давно не думал о Нем, держа крепкую обиду, как сын на отца.

– Вы вернулись? – мужчина не успел войти внутрь, как раздался голос молодого священника. На Паоло смотрел парень лет двадцати пяти.

– Твое лицо мне кажется знакомым, – ответил мужчина.

– Меня зовут Тони, Тони Джонс. А вы – отец Паоло?

– Тони… Ты же был хорошим другом Майкла?

– А теперь я хороший друг Господа.

– Давно я здесь не был, – сказал мужчина, крутя головой.

– Отец Паоло, многое изменилось, но тут все осталось прежним.

Бывший священник уже забыл о таком обращении к себе. Ему стало стыдно за свой внешний вид. Старые потертые джинсы и растянутый свитер расстраивали не так сильно, как опухшее лицо и большие мешки под глазами.

– Сынок, скажи, сюда все еще приходит миссис Рид?

– Каждую среду в обед, – ответил Тони. – Она верна Богу, как никто другой.

Последняя фраза, как шпага, кольнула мужчину, и ему стало не по себе. Он захотел выпить, но, сдержавшись, попросил исповедоваться. Молодой священник указал на исповедальню, и Паоло шаркающим шагом пошел к ней.

– Бог поступил несправедливо со мной, – начал Паоло. – Я больше тридцати лет служил Ему верой. Мое тело, моя душа принадлежали Ему. У меня ничего не было своего. Только Бог и любовь. Но Он решил проверить меня. Господь послал ко мне дьявола в платье и приказал влюбиться. Ему захотелось узнать, кто для меня важней: Он или сладостный соблазн, дарующий удовольствие. Бог придумал это испытание, и я не устоял. Я провалил этот экзамен. Об меня вытерли ноги, превратили в животное, и все это Он и Промысел Его. Я любил Его всем сердцем, а теперь ненавижу всей душой. – Мужчина заплакал.

– Ты прав, сын мой, – раздался молодой голос напротив. – Это все Промысел Божий, Его план ради исцеления души твоей. Все испытания – подарок небесный, развернув который ты получаешь освобождение души и любовь безграничную.

– Ты говоришь так же, как и я когда-то. Твои слова – набор звуков. Ты ничего не знаешь о жизни и испытаниях. Ты сидишь в своем дворце и ни черта не знаешь про жизнь. Выйди за пределы своего замка и поживи с мое, тогда увидишь, что Бог – это ребенок, держащий лупу над муравейником.

– Гнев говорит в тебе, потерял ты Бога внутри себя. Обида томится сильная, жжет грудь твою, вызывая страдания от неприятия Господа и Промысла Его благословенного.

– Я был слеп, я говорил так же! Возвышенные слова, красивые фразы. Бог то, Бог се! – Паоло выпрямился и стиснул зубы. – Ничего ты не знаешь о жизни. Ты не понимаешь, как женщина ростом с енота способна загнобить своих сыновей. Вменив им в вину, что те с самого детства сидят на таблетках и ищут радость в иллюзиях, создавая вокруг себя порядок. А они просто боятся столкнуться с реальностью, в которой родная мать хуже Сатаны. Ты не знаешь, как обыкновенная дырка между ног может сделать сильного мужчину рабом, бесхребетной амебой.