Фатальное колесо - Виктор Сиголаев

А зачем тогда этот клептоман с крепкими ножками ползал по камням под мостом и что-то там махинировал с непонятным пакетом, светя незагорелой задницей перед малолетками? Очередной приступ порочной болезни? Не смешно. Может быть, подсказка у меня в кармане? Я очередной раз пощупал муляж в кармане. Картон слегка продавливался под пальцами. Ну ничего, волшебное яблочко, дай время, я тебя раскурочу…

Мы шагаем мимо персиковых садов, стройных рядов виноградных шпалер и миндальных плантаций. Воздух струится от жары. Одуряюще пахнет горячей землей, пыльной сухой травой и усталой зеленью, уже предчувствующей свое осеннее увядание. А еще иногда ветерок приносит запах моря, соли. Или винограда: вон студенты копошатся между контейнерами для сбора благородной культуры. Ха! Кидаются друг в друга гроздями, дурачки. Машут нам рукой. Мы шумим и машем в ответ.

Доброжелательность – вот что бросается в глаза в этом чудесном мире. В мире моего детства…

Да, оказывается, здесь тоже убивают. А до последней войны вообще рукой подать, какие-то три десятка лет. Вон валяется в пыли ржавое железо осколков. Его здесь полно. Но и тогда, и сейчас зло здесь как бы чужое. Оно родом не отсюда, инородное тело в здоровом организме. Пуля, застрявшая в мягких тканях, но так и не сумевшая раздробить позвоночник. Тот самый хребет, на котором и держится вот эта самая доброжелательность, эти наши пацанские правила «не бить лежачего», «слабого не трогай», «девчонок надо защищать».

Вы думаете, там, на Коммунарке, меня стали бы лупить всей толпой? Меня, первоклашку? Ошибаетесь! Это в наши дни такое возможно повсеместно. Стаей на одного, сами отчаянно труся. И чем страшнее самим, тем больше и озлобленнее стая. А тогда возле кладбища на меня просто натаскивали молодняк, хулиганского юнгу, который не страдает особым пиететом к английскому языку. И все избиение окончилось бы моим расквашенным носом. Так, чтобы юшка потекла – знак окончания драки. Финальный свисток поединка…

Вдоль цепочки, двигаясь задом короткими шажками, чтобы дождаться хвоста колонны, просеменила на носочках Галина Анатольевна. Загадочка моя. Оценивает темп. Развернулась и легко побежала вперед. Отличная подготовка!

В голове колонны ускорили шаг. А! Это ведь меня оценивали. Мои ходовые качества. Да у меня все путем! Надо быстрее? Пожал-ста!

Мы приближаемся к живописным холмам массива Кара-Тау. «Каг-га-Тау», по версии сумасшедшего музейного «алхимика». Я слышу в цепочке смешки и похрюкивания – не один я вспомнил.

Выцветшая трава, белесые ребра скал на склонах балок, карликовые деревца и зеленые пятна колючих лесов на вершинах Керменчика и Таш-Кобана. Места хоть и не дикие, но и не «колхозные задворки». Красота!

Привал. Все опускаются на траву, не снимая рюкзаков. Вытягивают ноги.

– Слушай, Родик, – говорю я, полуобернувшись назад, – а у бати твоего утряслось на службе? Ты говорил, там комиссии всякие, проверки…

Родион делает круглые заговорщицкие глаза.

– Да вообще непонятно. Батя офигевает. Говорит, никогда такого не было! Поклепы какие-то, подставы. Вообще не в тему! Задолбали!

– Поклепы, говоришь?

Я задумался. В наше время так освобождали место под очередного «волосатого». Порой внаглую и не шифруясь особо. Могли и открытым текстом предложить – сваливай или сожрем. Похоже. Очень похоже.

– А эти поклепы – они по реальным косякам?

– Да я ж и говорю, вообще не в тему. Батя кругом отличник, на доске висит, по боевой там и какой еще… политической, в газете печатали, в школе там… урок мужества…

Сумбурно, но понятно.

– А перевод на новое место не предлагали? Вверх или вниз по службе?

– А я знаю?

С досадой откидывается на рюкзак.

– Родик. Ро-оди-ик!

– Чего еще?

Злится на весь белый свет.

– А в ментовку твой батя ходил? К жирной?

Родион опять по-заговорщицки поворачивается ко мне.

– То-то и оно! Вернулся злой. Как черт. Матерился в комнате, думал, я не слышу. Стену пинал. Он никогда не матерится. А вечером напился. В дугу. Слушай, а меня даже пальцем не тронул. Во как!

– Подъем! Встряхнулись, – звенит голос Галины Анатольевны. – Рустам, дирекцию по азимуту, определяй ориентиры. Вперед!

Кряхтя, встаю. Значит, матерился, а потом напился? Интересно.

Тренькнула струной гитара, привязанная сверху.

Под рюкзаком заныли синяки. Зар-разы…

Ба! Да у нас тут прямо шекспировские страсти, оказывается!

Несмотря на сопливый возраст, наша команда практически насквозь пронизана треугольниками симпатий. «Любовными треугольниками» язык не поворачивается их называть в силу недостаточности лет фигурантов. Среди девчонок только у красавицы Оксаны более или менее значительно начинает вырисовываться грудь. А прочие… шпана с косичками. А все туда же!

Мы легко прошли маршрут. «Отработали дистанцию», как говорят наши правильные спортивные туристы. Замечу – именно «спортивные», потому что просто «туристов» мы не уважаем и презираем. Никто не растер ног, не потянул связок. Даже дыхания на ускоренном передвижении никто не сбил. Включая меня. Теперь мы расползаемся по лагерю предстоящих соревнований каждый со своим поручением от инструктора.

Кроме меня. Я мелкий и бесполезный.

Зато я умею наблюдать и… постепенно обалдеваю от этих своих наблюдений.

Смешная Леночка в пестрых гетрах, оказывается, просто сохнет по взрослому и серьезному Олегу. Он и вправду неплохой парнишка, ответственный и не зануда. Есть подозрение, что Галина Анатольевна поручила ему присматривать за мной. По крайней мере, Олег не выпускает меня из виду ни на секунду. И при этом умудряется почти постоянно держать под своим визуальным контролем чернобровую дивчину Оксану, которая уже прекрасно осознает свои два преимущества перед другими девчонками и не устает потягиваться, разминать плечи, наклоняться назад, выразительно натягивая футболку.

Мой друг Родион как бы случайно частенько оказывается около Леночки. Она и правда прикольная. И очень добрая. И очень несчастная с Олегом. Если бы могла жечь взглядом, от Оксаниных «преимуществ» остались бы только два темных пятнышка на футболке. Только Родика она, к сожалению, игнорирует. Хотя и общается с ним приветливо и доброжелательно. Как со всеми. Соль на рану!

А сам Родион, с его папиной осанкой, интеллигентностью и начитанностью, нравится аж двум девчонкам – Танюхе (коренастый толстячок) и Милане (самое мелкое, не считая меня, и хрупкое создание в команде). При том что девочки дружат между собой и ссориться из-за своего предмета симпатии не собираются.

Танюха, кроме всего прочего (вот уж не подумал бы, что кого-то заинтересует), оказывает знаки благосклонности еще и Рустаму. И симпатия здесь, как ни странно, обоюдная. Немного неприятная девчонка, грубая, с хриплым голосом и мужиковатыми ухватками.