Призвание — миньон! - Татьяна Коростышевская

Нас растащили. Ван Хорн, подхватив свою возлюбленную на руки, понес ее в дом. Я слегка удивилась, что делал он это почти без усилий.

Доманский дядюшка еще некоторое время носился по улице, сокрушаясь из-за своей неловкости.

— Он правда твой родственник? — спросил меня уже пришедший в себя Оливер.

— Думаю, это какая-то экзотическая доманская традиция, — не упустил возможности поумничать лорд Уолес. — Матушка нашего графа — доманка, следовательно, мы можем предположить, что для любого доманца…

— Господин Пучелло… — «Дядюшку» удалось поймать не с первого раза, а с третьего, сдернув с него ночной колпак. — Консуэло Аданто графиня Шерези рекомендовала мне обратиться к вам сразу же по прибытии в столицу.

Под колпаком Пучелло был абсолютно лысым.

— Консуэло! — возопил доманец и попытался отобрать у меня свой колпак. — Моя дорогая сестра!

— Вы не могли бы выражать свою радость потише? — Я наступила Пучелло на ногу.

Мне не хватает только чистоту своей дворянской крови теперь всем доказывать. Патрик Уолес прав, у доманцев все друг другу братики-сестрички и племянники с дядюшками. Но радость этого конкретного доманца показалась мне слегка преувеличенной. Матушка давно не пользовалась его услугами? Ну да, она же последние полгода нечто эпическое пишет, ей не до миниатюрок было. Стало быть, труды моей достойной родительницы в столице высоко ценятся? «Буду торговаться до хрипоты», — решила я и убрала свою ногу с домашней туфли хозяина.

Нас пригласили внутрь. Дом был двухэтажным, на второй вела устланная ковром лесенка. Друзей я оставила на первом — в зале с зажженным камином и обеденными столами. Пучелло распорядился сервировать ужин, а меня увлек наверх. Ему не терпелось уединиться для делового разговора. Мы прошли узким длинным коридором, за одной из приоткрытых дверей Гэбриел ван Хорн стоял у окна, глядя в темноту ночи. Его возлюбленной видно не было.

Сказать какую-нибудь пришедшую на ум дерзость я не успела, «дядюшка» толкнул следующую дверь:

— Прошу, граф. Здесь нам никто не помешает.

Это был кабинет делового человека, все простенки которого занимали дощатые полки с кипами переплетенных в кожу бумаг, по центру стоял письменный стол, на который я и положила свой мешок и, не дожидаясь приглашения, села в кресло для посетителей.

— Вы чем-то смущены, граф? — Доманец дрожащими руками разворачивал предложенные полотна.

— Я не ожидал, что вы окажетесь владельцем веселого дома, — честно ответила я, — и пока не знаю, как к этом относиться. Матушка моя о ваших занятиях осведомлена?

— Конечно нет. — Он испуганно охнул и сразу же ахнул, рассмотрев в свете свечей первую картину, судя по изумрудному цвету травки и белоснежному — овечек, пастораль. — И, надеюсь, Консуэло никогда об этом не узнает.

— Графиня Шерези.

— Простите?

— Графиня Шерези, — повторила я с нажимом. — Недопустимо называть благородную леди просто по имени, если она, эта леди, не является королевой. Вы могли бы назвать наше величество в разговоре просто Аврора, и никто не счел бы это оскорблением. Поименование же таким образом моей матушки может нанести оскорбление нашей фамильной чести и мне лично.

— Лет двадцать назад, граф, мы с вашей матушкой…

— Мне хотелось бы остаться в неведении, — перебила я нахала.

На самом деле я, наверное, опасалась, что узнаю о прошлом матери нечто непристойное. Если бы на сегодняшнем отборе меня не лишили оружия, клянусь, я бы уже пустила его в ход. Мое тело горело, кровь ударила в голову.

— Даже двадцать лет назад мы с леди Аданто были на «вы»!

Я выдохнула.

Следующие полтора часа моей жизни можно было спокойно из этой жизни вычеркивать. Сначала Пучелло просто рассматривал картины, затем, вооружившись громадной линзой и велев принести еще свечей, рассматривал мазки краски, сличал росчерк-подпись, которой каждый настоящий художник помечает свои картины. Затем…

Торговалась я, конечно, исступленно, но, судя по довольно блестящим глазам хозяина, проиграла этот бой. Кажется, другого Пучелло от графа и не ожидал.

Дворяне не должны торговаться, они должны грозить клинком каждому, кто вздумает упрекнуть их в бедности. Дворяне не должны работать, это вассалы должны снабжать их всем необходимым. Да мало ли что там должны эти дворяне. На самом деле деньги любят все — и аристократы, и простолюдины, даже не деньги — а ту свободу и комфорт, которые за них можно получить. Но некоторые проклятые условности заставляют всех делать вид, что презренный металл их интересует мало.

— Приятно иметь с вами дело, граф, — сообщил мне хозяин уже под конец разговора. — Вам и вашим друзьям всегда будут рады в «Трех сестричках». Особенно рада будет Моник, которую вы спасли сегодня. Думаю, она выразит вам благодарность лично, как только…

Тут Пучелло пришло в голову, что, одержимый жаждой наживы, он забыл поинтересоваться самочувствием белокурой Моник, и он быстро вытолкал меня из кабинета, чтобы скрыться за соседней дверью.

Я его не задерживала. Дело сделано, все бы деньги в этой жизни добывались так просто. Теперь лорд Виклунд получит свой обещанный ужин. Хотя он-то уже его получил благодаря гостеприимству хозяина «Трех сестричек». Интересно, а мне хоть черствую корочку на столе оставили?

Я спустилась в зал, Станислас с Оливером сидели за столом, вяло беседуя, пока слуги подавали перемену блюд. Патрика нигде видно не было. Он появился из бокового коридорчика, когда я уже спустилась по лестнице.

— Все в порядке?

Есть хотелось просто до безумия, но второго такого удачного момента могло и не представиться. Мне давно нужно было поговорить с ленстерцем. Причем наедине, без лишних ушей и глаз. Поэтому, бормотнув:

— Тебя-то мне и надо. — Я увлекла Патрика под лестницу.

Он растерянно смотрел на меня, прислонившись спиной к стене.

— Басти!

Я решительно сняла со своих плеч его ладони:

— Лорд Патрик Уолес! Поклянись абсолютно честно и серьезно ответить на один мой вопрос.

В глубине его изумрудных глаз ничего не читалось — ни испуга, ни удивления.

— Клянусь.

— Ты… мужеложец?

— Что? — Смеялся он красиво, блестя белоснежной улыбкой. — Конечно нет.

Я покачала головой:

— Тогда я прошу более пространного ответа. Почему ты постоянно трогаешь меня, берешь за руку, почему везде, куда я ни пошатнусь, меня встречает либо твое плечо, либо грудь, либо взгляд?

Он выдержал паузу, во время которой я успела грозно сдвинуть брови и скрестить руки на груди.

— Бастиан Мартере граф Шерези, — наконец проговорил он серьезно и, как мне показалось, с толикой высокомерного превосходства. — Мир велик, в нем множество традиций и обычаев. Я воспитывался в монастыре среди женщин, может, иногда мое дружеское участие истолковывается превратно человеком, выросшим в более суровых условиях. Если бы ты был внимательнее, заметил бы без труда, что точно так же я смотрю на Оливера или Станисласа, точно так же они могут рассчитывать на мое дружеское плечо или руку.