Алый, как кровь - Салла Симукка

– Sorry. Family matters[43], – услышала Белоснежка голос Терхо Вяйсянена.

– Polar Bear hates it when people are late[44].

– Let’s not waste more time then[45].

Аминь. Элиза была полностью солидарна с отцом Элизы. У нее не было ни малейшего желания провести в этом месте и в этой позе больше времени, чем это нужно.

«Ауди» зарычал и тронулся.

– You have criminals on this street[46].

С трудом разобрав слова водителя, Белоснежка улыбнулась. Когда машина тронулась и холодный поток воздуха стал проникать внутрь через щель в багажнике, она успокоилась.

Назад пути нет.

Темнота непроглядная. Сквозь нее не протиснуться. Темнота не позволит.

Она не выбралась бы. Ей не хватило бы воздуха. Она бы умерла.

Гравий оставлял на ее спине рельефную картинку из ямок. Она сжимала гравий ладонями, чувствовала острые края камней, давала камням упасть между пальцами.

– Выпустите меня! – кричала она.

Она крикнула это десять раз, сто раз, тысячу раз. Она била по крышке кулаками, пинала ее ногами, поворачивалась и пыталась выбить ее спиной. Бесполезно.

Они сидели на крышке. Наверное, болтали ногами и по очереди сосали леденцы на палочке, смаковали его клубничный вкус. Они никуда не спешили. У них была власть.

Слезы лились из глаз Белоснежки уже сухими. Она начала впадать в панику. Ей казалось, что если она не выберется прямо сейчас, то задохнется.

Она начала орать. Так громко, как только могла. Она думала о крике чаек и их открытых клювах. Она была чайкой. Она кричала.

Чем громче голос, тем дольше будешь жить. Она превратилась в голос. Она была едина с голосом. Такой же яростно-красный, высокий тембр.

В какой-то момент она поняла, что больше не темно. Крышка ящика с гравием открыта. Она поднялась и вытерла слезы. К щекам пристали песок и мелко измельченный гравий.

Ее не видели.

Они ждали следующего случая. Они знали так же хорошо, как и Белоснежка, что он наступит.

Белоснежка медленно досчитала до десяти.

Сейчас она не позволит себе паниковать. Она больше не та девочка, что раньше. Она изменилась. Она научилась. Она может находится в каком угодно маленьком пространстве сколько угодно времени.

Все до этого момента шло как надо. Почти все.

Да, ударяясь о края стенок багажника, она теперь в синяках. Да, кажется, что в ее нос навсегда въелся запах бензина. Да, она дрожит от холода и чувствует, что продрогла до кончиков пальцев. Но это мелочи.

«Ауди» ехала тридцать пять минут, затем замедлила ход и остановилась. Терхо Вяйсянен выбрался из машины первым. Затем вышел водитель, запер машину и ушел.

Белоснежка прислушалась и, так как вокруг было тихо, рискнула схватиться окоченевшими пальцами за шелковую ткань, ровно потянуть за нее и осторожно надавить ногами на люк, чтобы тот открылся. Оставшаяся в механизме замка ткань должна выщелкнуть язычок из паза, чтобы она могла выбраться.

Треск рвущейся ткани – это самое плохое, что она слышала за последнее время.

Без паники. Спокойно.

Белоснежка определила на ощупь, где именно порвалась ткань. Не смогла понять. Заледеневшие пальцы ничего не ощущали, а длинные перчатки мешали осязать. Белоснежка схватилась зубами за правую перчатку, стянула ее, затем засунула замерзшие пальцы в рот и грела их до тех пор, пока кровь снова не начала циркулировать.

Новая попытка.

Пальцы нащупали край замка и потрогали ткань. Белонежка знала, что влажные пальцы сразу же заледенеют.

Да. О да. Шелка осталось ровно столько, что за него можно схватиться. Она вцепилась в ткань, сильно толкнула ногами люк вверх и потянула ткань – медленно, медленно, медленно и четко к себе.

Багажник не открылся.

Белоснежка сжала зубы, толкала и тянула. Напрягалась до предела.

Щелк.

Люк все-таки поднялся. Багажник открыт. Белоснежка схватилась за его края и отдышалась. Она слушала. Как раз в этот момент прямо к «ауди» вывернула и остановилась другая машина. Пассажиры вышли наружу.

– Мог бы хоть иногда пылесосить свою телегу, – послышался женский голос. – Посмотри на мои туфли. Они должны были быть розовыми.

– Сама же хотела быть Спящей Красавицей, принцессой Розой. По-моему, тебе больше подошла бы злая мачеха. Как раз надела бы черные туфли, – ответил мужчина.

Голоса ссорящейся пары отдалялись. Стало тихо.

Белоснежка приподняла багажник и огляделась. «Ауди» находилась на какой-то маленькой парковке. К счастью, машина остановилась с краю, в тени и за деревьями. Сейчас ее никто не увидит.

Белоснежка молниеносно распаковалась из «спального мешка», натянула перчатку на руку, поднялась из багажника и тихо его закрыла. Куртку надо оставить внутри. Наверное, назавтра – или когда багажник будет открыт в следующий раз – водитель будет удивлен. Белоснежка потрогала прическу. Кажется, она в полном порядке. Элиза не преувеличивала, говоря, что ее лак для волос творит чудеса.

Пудреницу из сумочки – и к зеркалу. Быстрая проверка макияжа. Убрать размазанную помаду с края нижней губы. Вот теперь она готова.

Белоснежка оглянулась, чтобы осмотреть место для вечеринки.

Борис Соколов осмотрел свое творение и кивнул сам себе. Снежная Королева, так как раньше. Если этот вид не заставит Терхо Вяйсянена прекратить конфликт, то он, Борис, будет готов съесть два кило шариков из льда. За один присест.

Борис чувствовал одновременно неизмеримую боль и удовлетворение. Причина удовлетворения была ясна. Ему стало легче. Он смог все прояснить с Белым Медведем, тот не держит зла из-за выстрела в Вииво Тамма.

Белый Медведь объяснил, что его люди видели Вииво буйствующим с оружием на кладбище среди бела дня. Это непорядок. Значит, у него пропала сознательность, и он стал ненадежен. А ненадежный человек не нужен, в этом Белый Медведь и Борис были солидарны. Поэтому Вииво надо было убрать. Ничего личного.

Борис смотрел на Наталью, карие глаза которой были открыты. На лице – удивление, потрясение.

Ох, маленькая моя Наташенька, ты, что, вправду думала, что дядя Боря не узнает о том, что ты решила сбежать? Да еще и с деньгами? Это было бы воровством. А все мы знаем, что воровство – это очень плохо. Если бы ты вела себя хорошо, все вышло бы не так.