Играя судьбами - Виктория Лукьянова

– Контракт подписан. Можешь оплатить мне неустойку и выбирай любого фотографа или заказчика.

Ирина напряглась сильнее. Ее плечи дернулись, грудью подалась вперед.

– Натан, кажется, ты меня не услышал.

– Я прекрасно тебя слышу, – проговорил он, еще раз взглянув на черный экран телефона.

Лучше бы он поговорил с Эммой. Появление Юдиной так не вовремя не позволило ему быть мягче и добрее с Эммой, хотя то, что она предложила, вызвало в нем живой интерес. Поужинать вне дома. Для Эммы это предложение стало подвигом, и он готов был услужить ей, помочь перешагнуть через страхи.

– Ты меня слушаешь? – протянула Ира, тряхнув своей золотистой шевелюрой. – Натан, я не буду сниматься у Трегубова. Организуй мне съемку у Фарбера.

– Ты забываешься.

– Нет! – замычала она, видимо, думая, что этой интонацией заставит Натана пересмотреть все планы и сделать то, что он не собирался делать. Манипулировать она могла хоть кем, но не им.

– Ирина…

– Прости, прости, – защебетала она, подскакивая со стула. На ядовито-алых губах растянулась извиняющаяся улыбка. Ирина сплела ладони с длинными пальцами перед собой в мольбе, глаза сощурила и подступила к нему, крадучись, словно кошка.

Натан слишком хорошо ее знал. Он насторожился, ожидая броска. Она начнет умолять его, если требования не были удовлетворены. Если мольбы не помогут, начнется грязный шантаж. А после она вовсе сорвет съемки, зная, что Натан, чтобы не портить репутацию агентства, прикроет ее. Он потакал ей слишком часто, пора завязывать.

– Ты отправишься на съемки и не посмеешь сорвать их, – холодно проговорил мужчина, сплетая руки на своей груди. Категоричный жест. – Иначе вся неустойка будет выплачена из твоего кармана. А ты меня знаешь, Ира, я все забираю.

Она опешила и замерла в полуметре от него. Ее руки как плети опустились вдоль тела. Алые губы сжались так, будто она готова была начать рыдать, топать ножкой и кричать во всю глотку, но держалась из последних сил.

– И прекращай уже приходить без приглашения. У меня нет времени на общение с тобой.

Натан еще раз взглянул на несостоявшуюся шантажистку. Ноздри на лице затрепетали.

– На нее есть время, а на меня нет, – зашипела она, сжимая ладони в кулаки.

Натан сделал вид, что не понимает претензий Юдиной, но она не отступала.

– Не смотри так. На нее. – Она кивнула на телефон. – На ту, с которой ты только что говорил. Ты все время где-то пропадаешь. Я звоню тебе, приглашаю поужинать, встретиться, а ты…

– Ирина, – Натан злился и больше не мог терпеть претензии от той, кто не имел на это права, – между нами ничего не было. Прекрати.

Эмма была той частью его жизни, которую он хотел бы держать как можно дальше от рабочей половины. Ирина Юдина оставалась для него рабочей частью, как и то, про что она заговорила, пылая от гнева.

– Не было?! – захрипела она. – Не было, говоришь? Еще как было! Или ты забыл? Забыл, как трахал меня на этом столе или как я отсасывала тебе, мчась сюда через весь город, чтобы снять напряжение? Ты забыл всё, что было между нами? Ответь!

Челюсти мужчины заскрежетали. Ее же щеки раскраснелись, а в глазах появился бешеный блеск.

– Ты еще…

– Закрой рот. – Он впервые сорвался и повысил голос. – В эту субботу ты должна быть на съемках, если все еще хочешь сотрудничать с моим агентством. Если нет, – Натан взял паузу, чтобы до Иры наконец-то дошли его слова. Он не шутил, но она с трудом его понимала, отчаянно моргая и часто дыша. – Если нет, то можешь забыть о продолжении карьеры. Я уничтожу ее.

Ира открыла рот, втянула воздух и плотно сжала губы.

Натан отвернулся.

– Ты этого не сделаешь!

– Уверена?

Он не взглянул на Ирину, которая как утопающая, пыталась глотнуть воздуха. Пыталась спасти себя от опрометчивого шага, но шаг уже был сделан. Отсчет до удара начат.

– Не… сделаешь…

– Я делал это. Много раз.

Ира отпрянула, прижав к губам ладошку. Ее кожа побелела. Бешеный блеск в глазах изменился на нечто иное.

Страх. В ней поселился первобытный страх, которым так легко манипулировал Натан. Нужно лишь было найти слабое место, а дальше – проще. Ирина считала себя опытным манипулятором, но ошиблась и впервые осознала это.

– Нет…

– До встречи.

***

Я нервничала, ожидая, когда мы приедем к ресторану. Натан, как и обещал, заехал за мной в восемь, а я не могла найти себе места с семи. Крутилась перед зеркалом, выбирая подходящий наряд. Перебрала почти весь гардероб, пока не наткнулась на вполне обычное платье синего цвета. Достаточно красивое для ужина, который стал моим первым настоящим выходом с мужчиной за последний год. Выставку и Сашу я в расчет не беру: там все было спонтанно и странно, пусть деловые отношения мы как два взрослых человека все же сохранили.

– Перестань.

– Что?

Я вздрогнула и замерла, продолжая рассматривать освещенную фонарями дорогу. Мы почти на месте. Вроде так сказал Натан за минуту до того, как резко одернул меня.

– Перестань теребить пуговицу.

Я изумленно взглянула на Натана, а после на свои руки. Он прав. Я действительно неосознанно дергала чертову пуговицу на пальто. И как еще не оторвала?

Улыбнувшись, опустила руки. Сложила их на коленках как примерная школьница.

– Эмма, послушай, если ты не готова…

– Я готова.

– Точно?

– Почти, – с горечью усмехнулась. – Наверное, я выгляжу как чертов невротик, но я почти готова. Немного, конечно же, сомневаюсь и боюсь, но мне кажется, это вполне соответствует ситуации.

– Для нервничающего человека ты рассуждаешь здраво.

– Так я себя успокаиваю.

– И как? Помогает?

– Почти. – Уголки губ дрогнули в улыбке.

Автомобиль свернул с основной дороги. Мы проехали еще несколько десятков метров, и я наконец-то начала узнавать место.

– «Мельница»?

Натан кивнул.

– Не нравится?

Я пожала плечами, хотя идея понравилась.

– Была там один раз с Никой. Не думала, что сюда так легко попасть. Ника говорила, что бронировать места необходимо чуть ли не за неделю.

Я, если честно, плохо помнила тот вечер. Он был одним из первых после моего возвращения на родину. В голове роились неприятные мысли, жила скорее на автомате, продолжая улыбаться. Улыбка сквозь слезы. Сейчас же смотрела на ресторан иначе. С Натаном любая вещь могла выглядеть не так, как вспоминалось или виделось раньше.