Путешествие по Апеннинам - Чингиз Абдуллаев

— А место? — добавил Даббс. — Ему еще нужнопоискать подходящее место.

— Место он уже нашел, — возразил Дронго, — и указалнам ориентир. Думаю, будет правильно, если вы опять подключите к расследованиюваших сотрудников. Пусть они проверят все центральные отели Флоренции и обратятвнимание на англичан, приезжавших сюда в последние месяцы. Нужно сравнить этисписки с фамилиями людей, прибывших во Флоренцию сегодня.

— Нам понадобится помощь местных муниципальныхслужб, — заявил Даббс, глянув на Террачини.

— Разумеется, — согласился итальянскийкомиссар. — Мы проведем параллельную проверку. Карабинеры тоже обещалисвою помощь.

— Как он убивает свои жертвы? — мрачно спросилДронго. — Патологоанатомы, должно быть, установили последовательность егодействий?

Террачини мрачно кивнул.

— Он действует, как самый настоящий садист. Сначаладелает легкие надрезы по всему телу — достаточно болезненные, но неопасные. Восновном на спине. Затем приступает ко второму этапу: наносит раны на ноги —уже более серьезные, чуть выше стопы. И наконец, самые глубокие раны оставляетна руках. Удивительно, что никто не слышит криков жертвы. Выходит, он затыкаетим рот. Ему важны не крики женщины, а сам процесс ее истязания. На руках такиесильные разрезы, что она может умереть, если ее так оставить. Но «мясник»наносит последний удар — в горло. Уже в самом конце. Наши эксперты считают, чтоон даже ждет, когда женщина начнет умирать, прежде чем это делает. Не случайноже он выбрал себе имя Ангел Боли, — закончил Террачини.

— Вообще-то он должен бы бить в сердце, —неожиданно заявил Дронго. — Почему именно в горло?

— Что вы сказали? — изумился Террачини. —Откуда вы знаете, как он должен действовать?

— Этот человек достаточно образован, — напомнилДронго, — раз вспомнил нашумевший кинофильм о каннибале-убийце, которогоискала полиция. Тот повторял своеобразное распятие Христа. Сначала нанесениепобоев по спине, затем распятие на кресте и последний укол в сердце, какмилость римского легионера, чтобы Христос не мучился. А этот бьет в горло.Почему? С чего это он изменил ритуал? И почему истязает женщин? Ведь распялимужчину. В чем смысл его метода? У любого маньяка существует своя системакоординат, своя выстроенная система действий. Пусть порочная и страшная в своейбезнравственности, но система, которой он придерживается.

— Извините, — пробормотал Террачини, — мне ненравятся ваши сравнения. Я христианин и католик. Признать, что этот негодяйповторяет распятие Господа, — значит поверить, что Господь допускаетсуществование такого зверя. А мне не хочется в это верить.

— Господь допускает существование Сатаны, —заметил Дронго, — и не наказывает людей за куда более страшныепреступления. Откуда нам с вами знать замысел Божий? Может, с точки зренияБога, мы выбраны его орудием, чтобы покарать мерзавца. А его Господь сделалволком, чтобы держать стадо в страхе.

— В нашей работе невольно становишься богохульником иатеистом, — примирительно произнес Брюлей. — Но наш коллега Дронгоправ. Похоже, что этот тип каждый раз повторяет какой-то ритуал, понятныйтолько ему. На это обратили внимание эксперты Интерпола еще пять лет назад. Этоего характерный почерк…

— Извините. — Дронго поднялся и вышел в тамбурвагона.

Через некоторое время там же появился и комиссар Брюлей.Здесь тоже нельзя было курить, поэтому когда комиссар достал трубку, Дронголишь скосил глаза на предупреждающую надпись, но ничего не сказал. Брюлей, перехвативего взгляд, тоже посмотрел на перечеркнутую сигарету, затем пробормотал что-тоневразумительное и убрал трубку.

— Что происходит? — спросил он. — Откудатакая экзальтация? Ты нервничаешь больше обычного.

— Не могу, — сознался Дронго, — мне былолегче разоблачать шпионов и работать с разведчиками, чем заниматься такимчудовищем. Я не в состоянии понять логику его действий, не просчитываю ихзакономерности. Поэтому боюсь. Может быть, я ошибся. И башня Палаццо Веккьо —это всего лишь его отвлекающий маневр для нас. А он в это время зарежеткого-нибудь в другом месте. И меня снова позовут смотреть на очередную жертву.Я очень боюсь ошибиться. Ведь следствием моей ошибки будет смерть какой-тонесчастной женщины, как в Риме.

— Никто в этом не виноват, — возразилкомиссар. — Ты не мог предотвратить то убийство.

— Не знаю. Мне кажется, что мог. Нужно было с нимразговаривать, пытаться его убедить, понять его характер, мотивацию егопоступков. А я был слишком озадачен его звонком, он оказался для меня абсолютнонеожиданным. Словом, я не был готов к такой ситуации.

Брюлей снова достал трубку и опять ее убрал.

— Не нужно себя винить, — тяжело вздохнулон. — В моей жизни было немало случаев, когда я вот так же считал лично себявиноватым в чьей-то гибели. И мне часто приходилось задавать себе вопрос:правильно ли я поступаю, не слишком ли жестоко отношусь к людям, в том числе ик преступникам? Но я всегда помнил, что существует закон. Закон, который яобязан защищать, и люди, о которых я тоже обязан думать. Вот я и старалсязащищать закон и помогать людям. Не мне судить, как это получалось, но сейчасдумаю, что моя позиция изначально была верной. Помогать и защищать. Вот длячего мы нужны. Так что не считай себя виноватым из-за действий этого маньяка.Мы все немного в ответе за его убийства. Если на земле совершаются такиепреступления, значит, часть вины лежит и на нас.

— Ваш земляк Экзюпери говорил, что быть человеком — этозначит чувствовать себя за все в ответе, — глухо напомнил Дронго, глядя вокно.

— Наверное. — Брюлей опять достал трубку. —Ты не знаешь, где тут можно курить? Эти строгие европейские правила скоросделают из меня неврастеника.

— В соседнем вагоне, — усмехнулся Дронго. —Кажется, тот вагон для курящих.

— Как резервация для индейцев, — неодобрительнопробормотал комиссар, проходя в следующий вагон.

За их спиной бесшумно открылись автоматические двери, и втамбур вышла Луиза. Увидев ее, Брюлей понимающе кивнул и прошел дальше. Луизаприблизилась к Дронго.

— Мне кажется, он беспокоится, — заметила она.

— Мы все беспокоимся, — отозвался он, — ноБрюлей больше других, потому что я приехал сюда по его приглашению. А ты зачемотправилась с нами? Теперь нам придется все время беспокоиться о твоейбезопасности.

— Это не так страшно, как ты думаешь, — улыбнуласьЛуиза. — Между прочим, в нашей операции во Флоренции задействовано околосорока женщин — работников полиции этого города. Их ты тоже постараешься непускать?

— Их я еще не видел, — пошутил Дронго. —Возможно, они понравятся мне больше, чем ты.

Она улыбнулась. У нее была красивая улыбка.

— Если в вашей стране столько симпатичных полицейских,преступность должна резко пойти на убыль, — пробормотал Дронго, — новсе равно это очень опасно.