Инь-ян - Евгений Щепетнов

Садись. Возьми вот этот сосуд. Пей! Пей, не бойся! Раз уж решился… горько? – командовал Гекель. – Ты же мужчина, чего морщишься?! Залпом! Вот так… теперь ложись. На спину. Руки вдоль тела. Глаза закрой и ни о чем не думай…

Сергей допил пахучую темную жидкость, едва не вставшую в глотке из-за своей отвратительной, потрясающей горечи, сравнимой со вкусом средства от поноса. Сергей всегда держал в аптечке таковое и пользовался им не раз и не два – мало ли, что сожрешь на улицах города, когда нет времени и хочется поесть. Шавермы всякие…

Он лег, глядя в потолок, и закрыл глаза. С минуту ничего не происходило, и вдруг – в ушах зашумело, тело начало гореть, кожу жгло, как если бы он лежал под огромным излучателем ультрафиолета. Это состояние быстро прошло, оставив ощущение полета, легкости, а еще – хорошее, радостное настроение. Сергей начал хихикать – все сильнее, сильнее, пока не захохотал в голос, забыв, где находится, что пришел умереть или стать счастливым! Зачем ему становиться счастливым, когда он уже счастлив?!

Сергей хотел встать, но тело отказалось подчиняться. Руки, ноги, голова – все было неподвижно, будто организм забыл, как двигать мышцами. Не шевелились даже губы, и смех Сергея, скорее всего, был результатом галлюцинаций – остатков разума хватило, чтобы это понять. Потом он отключился совсем.

Почти совсем – вероятно, так слышат и видят те, кто впал в кому или в летаргический сон, годами лежа в постели. Он слышал голоса, понимал слова, но воспринимал их отстраненно, издалека, как будто говорили не над ним, а над кем-то другим, чужим. Сергей не вышел из тела, не воспарил над ним, как показывают в фантастических фильмах, нет – просто лежал, молчаливый, неподвижный и беспомощный, прислушиваясь к тому, что с ним творили.

А творящих теперь было двое – мастер Гекель и тот самый «привратник», что встречал Сергея у входа в дом. Они переговаривались, обсуждали процесс и объект, равнодушно, бесстрастно, как и положено лечащему врачу или… патологоанатому.

– Готов? Проверь, как бьется кровь…

– Нормально.

– Натри мазью.

– Я? Мастер…

– Ты чего, голых женщин не видел, что ли? Натирай быстрее! Время уходит! НУ!!! Так, так… все натирай! Ничего не пропускай!

– Мастер, кровь! У нее кровь!

– Тьфу… демоны… у нее крови начались. Ну и что?! Натирай! Вот, закрой полотенцем… перепачкает все. Пятки пропустил! Теперь сзади! Да не стесняйся, демоны тебя забери! Я не могу руки пачкать, мне сейчас заклинание творить! Быстрее! Так, так! Все, вставляй ей воронку в рот, держи ровно… так… смотри, чтобы не захлебнулась… есть! Ждем пять минут. Переверни часы.

– Мастер… то, что она женщина, ничего не изменит? Тем более у нее крови… Ты сам говорил – женщина в это время неустойчива, подвержена страстям, ее душевное свечение постоянно меняется! Как теперь?

– Что – теперь?! «Теперь» – если не закончить процесс, она умрет! «Теперь» – нет! Будем заканчивать. Все, отходи. Можешь идти – я сам закончу. Дальше не для твоих глаз. И ни для чьих.

Хлопнула дверь, и мастер остался один. Он закрыл дверь на засов, проверил, закрыто ли окно, и, встав над безмолвной фигурой, покрытой разводами ярко-красной мази, начал читать заклинание.

Заклинание было долгим, трудным. Гекель негромко пел, заунывно, меняя тон, выплевывая и глотая слова. Звуки были такими сложными и непривычными для человеческого слуха, что казалось – человеческий речевой аппарат не может выдать такие звуки.

А в комнате происходило странное. Вначале в ней стало так жарко, что через минуту на лбу колдуна появились капли, перешедшие в ручейки, в реки пота, тем более что Гекель двигался, совершал сложные пассы руками, оставляя в воздухе светящиеся следы, тающие в пространстве.

Потом стало очень светло, будто на солнечной поляне – по комнате прокатывались волны красного света, меняясь оранжевыми, синими, фиолетовыми волнами. Эти волны сливались, перемешивались, свечение уменьшалось, и в помещении стало темнеть, как если бы солнце село за море, оставив на земле свою тень, пожирающую усталый мир.

Тень опускалась, будто черный туман, через минуту ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Гекель взвыл последним аккордом и замолчал, остановившись на несколько секунд. Затем снова начал творить свою вязь пассов, как огромный паук, ткущий паутину для поимки несчастных жертв.

Новое заклинание было таким же странным, как и предыдущее. После того как Гекель начал его читать, тьма будто завихрилась маленькими смерчами, очищая комнату, а потом они рванулись к девушке на кушетке и вошли в нее, впитались, как вода в истомленный ожиданием полива песок пустыни.

Гекель вытер лоб, вздохнул, отойдя назад, и сел в кресло возле окна. Снова встал, открыл окно, откуда-то из недр одеяния извлек веер и начал махать им, жадно вдыхая свежий воздух, обдувающий разгоряченный лоб. Сел и расслабился – теперь оставалось только ждать, когда все завершится – хорошо или плохо. Так или иначе.

Увы, шансы были не очень велики, Гекель это знал и, когда говорил Сергею о возможном печальном исходе – не врал. Почти не врал. Он все-таки нашел способ увеличить процент благополучного «выхода» бойцов после магической операции, теперь их могло получаться около половины, пятьдесят на пятьдесят. Но… процент отхода был все-таки очень велик, хотя по сравнению с прежним, девяносто-девяностопятипроцентным отбросом результат был великолепен. Беда только в том, что предугадать исход трансформации невозможно – могло пройти подряд десяток успешных операций, а могло – тридцать неудачных. И за последние три года у Гекеля не получилось ни одной успешной трансформации! Все те, кого он пробовал, умерли – кто во время процесса, кто после него, не выдержав перегрузок организма, изменяемого так, что он уже не мог называться в полной мере человеческим.

После трансформации кости приобретали крепость стали, мышцы твердели, сухожилия укреплялись, изменялся обмен веществ, становясь более быстрым. Человек менялся, вылепляясь из того теста, которым был раньше. Использовалось все, что могло использоваться.

Процесс начался, и теперь ничего не поделать, даже если бы и хотелось. Остановить трансформацию нельзя. Черные «мушки» метались в теле пациентки, изменяя ее, отгрызая и снова сращивая кусочки тела. Претерпел изменения даже мозг, святая святых человека, – чтобы управлять возросшими возможностями, он должен был работать быстрее, эффективнее.

Тело девушки меняло форму – оно вздувалось, опадало, утолщалось и снова худело, темнело и становилось белым как полотно. «Мошки» вылетали из-под кожи, облепляли Сергея, как мухи облепляют падаль, снова пропадали под кожей.

Гекель не любил этот момент. Он не понимал, что представляют собой эти «мухи», почему они исполняют его желания, почему вообще подчиняются воле человека и, самое главное, откуда они берутся? Из преисподней? А может быть, из другого мира? Никто этого не знал. И Гекель сомневался, что когда-нибудь это узнает.

Тысячи лет люди пользовались магией и не знали, как она работает. Кто первый открыл, что произнесенные особым образом слова могут запустить какой-то процесс, например, зажечь костер? Вероятно, в первый раз это вышло случайно. Древний человек произнес несколько слов – спросонок или объевшись пьяных фруктов, вылежавшихся под деревом в лесу, и… вспыхнул огонь. Древний оказался хитрым – он запомнил слова, жесты, которые сопровождали чудо. И… пошла магия в свет, развиваясь, изменяясь, приобретая черты, присущие тому или иному месту этого причудливого мира. Экспериментаторы-маги находили новые заклинания – полезные и вредные, гибли и становились богачами, продав выгодное заклинание, например, укрепляющее сталь клинка или приворотное.