Крылья экстаза - Барбара Картленд

— В чем? — удивился он. — Я уже знаю, что ты совсем не та, за кого себя выдавала, и что виконт Вийерни на самом деле оказался графом де Кастельно.

Тина подняла на него искаженное мукой лицо.

— Так ты знаешь, кто Кендрик на самом деле?

— В жандармерии мне сказали, что он твой брат-близнец, — улыбнулся граф. — Я был настолько рад этой новости, что отдал бы им несколько тысяч франков, если б только не боялся, что меня обвинят в даче взятки государственным чиновникам!

Граф, говоря эти слова, действительно выглядел таким счастливым, что у девушки не повернулся язык сказать ему всю правду.

Он снова настойчиво обнял ее.

— Но как тебе пришла в голову такая вульгарная мысль — явиться в Париж в обличье дамы полусвета? Мне, вероятно, придется серьезно пожурить твоего братца за такую авантюру. Позволить девушке появиться в обществе, где всякий может ее оскорбить, впутать в историю, которая еще неизвестно чем могла бы закончиться, если бы не мое вмешательство!

— Но ведь… ты вмешался… Ты спас меня от маркиза…

— Если бы я не мог тебя спасти, то даже страшно представить, как бы все это обернулось!

— По мне всегда казалось, что я просто… смогу убежать, — попыталась объяснить девушка.

— Убежать от маркиза, как ты убежала от меня, тебе вряд ли бы удалось.

— От тебя… я и не хотела убегать… Но Кендрик сказал, что пресса может начать расследование в отношении нас.

— Думаю, что ваши родители, если они, конечно, живы, поднимут большой скандал, когда узнают о вашем столь недостойном маскараде, — немного сменил тему граф.

И тут Тина почувствовала, она все же обязана рассказать любимому всю правду, хотя одновременно с этим ей казалось, что все еще можно устроить, если попросить графа просто увезти ее с собой.

Ведь найдется же для них где-нибудь укромное местечко, где они спрячутся и где никто и никогда не найдет их… Но тут Тина вспомнила о рассказе Кендрика — и решила не рисковать жизнью возлюбленного, а уж если ему и суждено будет умереть, то лишь вместе с ней.

Граф осторожно приподнял ее подбородок.

— Ведь ты так хороша, так изысканна, как же ты не подумала о том, что любой мужчина, увидев тебя в обличье продажной женщины, захочет обладать тобой?! — В голосе графа даже прозвучали жесткие нотки, но Тина понимала, что это вызвано лишь страхом перед тем, что могло бы произойти.

— Это может показаться тебе… дурным… И, может быть, невоспитанным, но… ведь если бы я не оказалась в Париже, то не встретила бы тебя…

Граф усмехнулся.

— Такое объяснение извиняет многое, моя радость, но, с другой стороны, подобное поведение может привести к чрезвычайно нехорошим последствиям в будущем. — И, видя, что девушка не понимает, о чем он говорит, граф пояснил: — Теперь я не смогу взять тебя в Париж до тех пор, пока принц Наполеон не забудет не только о тебе, но и о маркизе де Саде.

— Но для меня Париж теперь… ничего не значит, если только я смогу быть с тобой. К сожалению, мне все-таки надо кое-что сказать тебе. — Голос ее так сильно дрожал, что граф мгновенно расстроился.

— Что случилось? Мы любим друг друга, и я хочу теперь только одного — поскорей повести тебя под венец, моя прекрасная виденштайночка!

— Но именно об этом я и хотела поговорить с тобой, — из последних сил прошептала Тина. — Я не могу выйти за тебя замуж.

— Почему?! — голос графа зазвенел металлом.

Тина заплакала и опустила голову, чтобы не видеть его изменившегося лица.

— Но прежде, чем я признаюсь тебе во всем… поцелуй меня еще раз, как целовал только что…

— Ты заставляешь меня беспокоиться, — нахмурился граф. — Ведь я нашел тебя только для того, чтобы навеки забыть все минувшие неприятности, чтобы любить и нежить тебя, чтобы не давать снова пускаться в рискованные авантюры… — Он снова улыбнулся. — Знаешь, я с самого первого взгляда на тебя понял, что в этих накрашенных губах и ресницах есть что-то фальшивое, а когда заговорил с тобой, то догадался и о полной твоей невинности, несмотря на то, что ты старалась играть, как настоящая актриса на сцене.

— Да? — слабо переспросила Тина. — И тебя это не шокировало?

— Шокировало меня, скорее, то, что ты согласилась не только поехать в тот вертеп на Монмартре, но и позавтракать с незнакомым мужчиной наедине в Буа.

— Но я вовсе не думала, что ты станешь целовать меня… А это оказалось так удивительно, так сладко, что я никак не могла увидеть в поцелуях нечто дурное…

— Это был первый поцелуй в твоей жизни? — тихо уточнил граф.

— Д-да.

— Так я и знал! Я знал это с того мгновения, как мои губы коснулись твоих! Я понял, что ты невинна и девственна?

— Слава Богу…

— И все же такого больше не должно повториться — и не повторится, ибо я всегда и везде буду с тобой.

Эти последние слова снова вернули Тину на грешную землю, и она задрожала от страха.

— Что же еще так волнует тебя? Скажи мне, моя радость, и мы покончим с неприятностями, чтобы перейти к обсуждению дел более интересных и веселых.

Именно это граф уже говорил ей в Париже перед их неожиданным бегством, и, конечно, надо было признаться ему во всем еще тогда… Слезы хлынули у Тины ручьем.

— Поцелуй же меня, поцелуй. — молила она, — и тогда я скажу тебе все…

Граф покорно обнял ее и целовал долго и нежно в губы, а затем жадными короткими поцелуями покрыл все лицо девушки.

Какое-то смятение охватило Тину, и еще неведомое желание неожиданно поднялось в ней и овладело. всем ее телом. Дыхание ее стало учащенным, губы пересохли, и она вся подалась к графу в диком порыве. Он снова припал к ее губам, и девушка почувствовала, что теперь скорее умрет, чем сделает свое признание, после которого они будут должны расстаться навсегда.

Глаза ее сияли, губы горели, и единственное, что смогла она вымолвить, были четыре жарких слова:

— Я… люблю… тебя… Жан! Так в первый раз назвала он любимого по имени, что еще больше укрепило ее в сознании их неразлучности, несмотря на титулы и ранги.

Они были просто мужчиной и женщиной — Жаном и Тиной.

Граф с высоты своего роста посмотрен на девушку, и на губах его появилась улыбка победителя над сдавшимся неприятелем.

— А теперь скажи мне все, что хотела.

И Тина, опасаясь, что власть его близости не даст ей произнести ни слова, отшатнулась от графа и встала у окна, выходившего в сад.

Но она уже не видела ни сияющего солнца, ни прекрасных цветов, ни зеленой травы, на которой по-прежнему лежал Кендрик, просматривая газеты. Вместо этого ее мысленному взору представлялся тронный зал во дворце, где восседали ее родители по торжественным случаям, а рядом по обеим сторонам невысокие резные стулья, тоже весьма походившие на троны, которые занимали они с Кендриком.