Воздух, которым ты дышишь - Франсиш Ди Понтиш Пиблз
Шрифт:
Интервал:
– Ты что творишь? – заорал Соуза.
Отпихнув меня, он бросился к Грасе. Раздался перестук каблуков. Девочки-бабочки, жившие в Лапе давно и знавшие, когда пора уносить ноги, торопливо выскакивали за дверь. Соуза схватил Грасу за руку. Граса швырнула жестянку ему в лицо. Соуза выкручивал Грасе запястье, ее качнуло к нему, и Соуза прижал ее спиной к себе. Граса завопила.
Мне казалось, что меня с головой сунули в воду. Звуки долетали откуда-то издалека, искаженные. В глазах все плыло. Мои движения замедлились, словно воздух сгустился и стал жидкостью. Один шаг, потом другой, хватаясь за что попало, двигаться к Соузе, поднять деревянный табурет, занести над головой…
Когда табурет опустился, звуки вернулись. Раздался сытный треск. Соуза рухнул на колени, потом повалился лицом вперед, подмяв под себя Грасу, та завизжала. Я бросила табуретку и помогла Грасе встать.
Соуза лежал перед нами неподвижно, на затылке у него наливалась дуля размером со сливу. Чтобы не упасть, я схватилась за верстак; меня так трясло, что стол под моими руками ходил ходуном.
Граса запустила руку в задний карман Соузы и вытащила ком мятых банкнот, потом выпрямилась, схватила меня за руку и потащила по липкому полу к задней двери.
Мы неслись так, что в глазах все расплывалось. Проскакивали переулки, огибали лотки с фруктами и продавцов кокаина. Я не теряла Грасу из вида только благодаря крыльям бабочек – ее кудри были усыпаны переливчатым голубым и желтым.
Мне казалось, что бежать мы обречены вечно, но вот наконец мы нырнули в темный провал сапожной мастерской. Граса уперлась руками в колени, ловя ртом воздух. Легкие едва не разрывали мне грудную клетку. Бока сводило. В желудке горело, я испугалась, что меня вывернет. Граса смотрела на меня. Я ждала, что она станет хвалиться, как ловко мы смылись или как быстро она сообразила насчет денег. Но Граса глубоко вдохнула и спросила:
– Ты рехнулась, что ли?
– Нет.
– А вела себя как дура. Ты правда не знаешь, чем он занимается у себя в конторе?
– Я бы ему не далась.
– Значит, ты собиралась отлупить его за закрытыми дверями, а не перед всеми?
Голова болела так, словно это мне врезали табуреткой. Зачем я позволила Соузе подвести себя к двери? Неужели я позволила бы ему хоть пальцем себя тронуть за несколько паршивых мильрейсов? Почему я заступилась за Грасу, а не за себя?
– Я хотела, чтобы он отдал мне мои деньги. За комнату надо платить.
Граса покачала головой:
– Ну, проламывать ему череп было необязательно.
– Думаешь, я проломила ему череп?
– Я тебе что, доктор? Могла бы просто наступить ему на ногу. Или поставить подножку. Или двинуть коленом в pinto[22]. Вечно ты перегибаешь палку. То служаночка, которую любой может затащить в чулан, то через секунду уже психованная.
– Я никогда не была служаночкой, – буркнула я.
– А кем же ты была? – спросила Граса.
Слюна во рту сделалась едкой. Мне хотелось, чтобы Граса сама ответила на свой вопрос, чтобы она сказала, что я ее друг. Что я – Дор.
– А я, может, привыкла, что девушек водят в чулан, – сказала я. – Подумаешь, невидаль.
Граса молчала. Она побледнела как-то пятнами, и неровная белая линия протянулась от носа до подбородка и исчезла под волосами.
– Papai после Mamãe было одиноко. Он много пил. Ничего общего с этим извращенцем.
– Если ты так по нему скучаешь, езжай домой.
– Может, и поеду. Брошу тебя здесь, пускай тебя арестуют.
Мне представилось, как Соуза лежит на полу, а из головы у него медленно течет кровь. Я согнулась, и меня вырвало на ноги Грасы в сандалиях.
Граса беззвучно охнула и отшатнулась.
– Вот черт. Дор! – Она шагнула вперед, заправила мне за ухо упавшую прядь. – Все хорошо, – мягко сказала она. – Полиция гоняется только за коммуняками. И потом, он же не умер.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что не умер, – фыркнула Граса.
– Нельзя же просто взять и решить, что он жив.
– Почему нельзя? Можешь, конечно, рыдать и стенать, если хочешь, но я тебе говорю: он не умер.
Граса схватила меня за плечи, точно намереваясь хорошенько встряхнуть, но только приблизила свое лицо к моему и заговорила очень медленно, словно с ребенком:
– Такого не может быть. Не может быть, чтобы это случилось с нами. Мы приехали сюда, чтобы прославиться. А тебе не нужно выполнять ничьи приказы. Больше не нужно.
Украденные деньги топорщились у нее под рубашкой. Граса погладила бугорок.
– А теперь пошли домой, заплатим хозяйке и примем настоящую ванну. С пузырьками. Я не могу вонять блевотиной, к тому же надо смыть с себя бабочек. На всякий случай.
Я часто спрашивала себя, как повернулись бы обстоятельства, будь у меня голос лучше, а у Грасы слабее. Стала бы я Софией Салвадор? Сумела бы выдержать испытание славой? Пережила бы Граса свой двадцать шестой день рождения, если бы Софией Салвадор стала не она, а я? Теперь я понимаю никчемность этих вопросов. Я никогда не стала бы звездой, настоящей звездой. Не потому что мне достался талант поскромнее, а потому что мечты мои были скромнее. Я умела работать, умела терпеть голод, умела выживать. Но чтобы заглянуть за горизонт, мне нужна была Граса.
Соуза не умер. Вскоре у «Майринка» мы наткнулись на одну из «бабочек», и девушка сообщила нам эту новость, похвалив за то, что мы «дали ему по башке». Об украденных деньгах она не упомянула, но легче от этого не стало. В тот вечер я путалась в словах и пела не в лад с Грасой. Она сердито косилась на меня, но я никак не могла сосредоточиться. Каждый раз, когда я оглядывала собравшуюся вокруг нас небольшую толпу, мне мерещились поросячьи глазки Соузы или, того хуже, темные волосы и крючковатый нос сеньора Пиментела, и внутри у меня все холодело.
Еще до истории с Соузой мы с Грасой завели привычку вытаскивать из урн газеты и читать заметки о пропавшей школьнице. Поначалу сообщали, что полиция нашла на ветках блузку Грасы с эмблемой «Сиона» (ту самую, что Граса выбросила из поезда) и сочла это дурным знаком. Компанию hobos[23], которая обосновалась здесь же в лесу неподалеку, допросили и отпустили. Поиски застопорились из-за нехватки денег и людских ресурсов. Потом появилась статья о том, что после исчезновения школьницы сионская школа стала пользоваться дурной славой, а часть сестер перевели в дальние общины. Затем газеты напечатали петицию, призывающую принять меры, чтобы сделать лес Тижука более безопасным. Наконец, всплыло имя сеньора Пиментела, не терявшего надежды найти дочь.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!