Где ты, любовь? - Кимберли Рей

— Психотропные препараты… — задумался Холден. — Марк, кажется, ты мне сильно помог!

— Думаешь, жених опаивает ее психотропными препаратами? — поинтересовался Дойльчи.

— Почему жених? — удивился Холден.

— Ну а кто еще?! И началось все с того момента, как он надолго задержался в этом вашем Мэллори-холле. Для того чтобы лекарство подействовало, нужно время, друг мой. С психотропными препаратами — то же самое.

— Знаешь, мне кажется, что ты прав… Она ведь, сама того не желая, отняла у него половину состояния. Мэллори на ней женится, получает все и сдает новобрачную в клинику. Может быть, позволит ей родить наследника. Хотя вряд ли, скорее разведется. Будет, конечно, обеспечивать бывшую жену…

— Я еще одно должен добавить, Холден: ко мне довольно часто обращаются с просьбой признать мужа, тетку или еще кого-нибудь невменяемыми, чтобы получить их наследство. Сулят большие деньги. Но я всегда отказываюсь: не для этого я стал врачом. Только ты должен понимать: есть те, кто не отказывается. Ее могут превратить в растение за каких-то два-три месяца! Мне кажется, что девушку надо спасать.

— Мне тоже так кажется, Марк. Спасибо тебе за помощь.

— Если нужно будет ее реабилитировать, привози, я ей постараюсь понравиться. И, Холден, постарайся сделать так, чтобы она поняла, почему ты поломал ее жизнь. Иначе ты будешь очень несчастен.

— Это я тоже понимаю, Марк. Скажи мне, как могут называться препараты, которыми можно такое сделать?

— Их довольно много… — сказал Дойльчи, — но, скорее всего, используется…

Он назвал Холдену практически не произносимое и уж точно не запоминаемое название.

— Марк, а ты уверен, что на баночке или коробочке так и будет написано? — поинтересовался Холден.

— Нет, конечно! Доставай ручку и блокнот. Сейчас тебе придется попотеть.

Марк еще несколько минут перечислял товарные названия одного и того же препарата. Когда он закончил, в руках у Холдена был список из двадцати пяти названий.

— И вообще, как только увидишь какое-то непонятное лекарство, тут же звони мне, я объясню, что это такое.

— Спасибо тебе, Марк.

— Для этого и нужны друзья, — ответил он. — Кстати, я давно хотел тебе сказать, что тебе пора бы подумать о семье. Иначе может развиться депрессивное состояние…

— Марк! — перебил его Холден. — Прекрати!

Они не раз и не два обсуждали этот вопрос, и он несколько устал от навязчивых требований Дойльчи. Холден и сам понимал, что в тридцать пять пора бы уже серьезно задуматься о семье, но единственная девушка, на которой он хотел бы жениться, уже дала слово другому. Только чудо поможет ему не остаться холостяком до конца его дней.

— Хорошо, мне пора работать. — Марк сразу же понял, что сейчас не время. — Буду объяснять, что кроме бумаги есть еще множество вкусных вещей. До встречи!

— До встречи! И спасибо тебе.

Холден повесил трубку. Теперь он должен был сделать еще одно дело. Правда, то, что он собирался предпринять, было незаконно, если бы кто-то об этом узнал, самая благая цель не спасла бы Холдена от правосудия… Но он должен был это сделать. Ради Берты.

Темными коридорами, через столовую, Холден пошел в комнату, которую занимал Лоуренс в те дни, когда оставался в Мэллори-холле. Он старался идти как можно тише, чтобы никто не услышал его шагов. Вот и дверь комнаты графа Мэллори. Холден прикоснулся к ней рукой, надеясь, что Лоуренс не счел нужным запирать ее на замок. Но тот был не настолько беспечен. Холден усмехнулся. Он надел на руки тонкие перчатки, вытащил из кармана небольшую проволоку и вставил ее в замочную скважину. Через несколько минут раздался долгожданный щелчок. Как тень Холден проскользнул в комнату и закрыл за собой дверь. Теперь некоторое время он в безопасности.

Окинув взглядом комнату, Холден попытался определить, где бы стал прятать таблетки, будь он на месте Лоуренса. Где проще всего спрятаться селедке? — вспомнил он детскую загадку. В стае других селедок!

Холден пошел в ванную комнату. Как он и предполагал, в одном из зеркальных шкафчиков Лоуренс хранил лекарства. Холден достал из кармана список и принялся сверять названия лекарств. Почти сразу же он нашел один из препаратов, которые назвал ему Дойльчи.

— Ах ты, сволочь! — сквозь зубы прошептал Холден.

Я должен торопиться, подумал он. До свадьбы осталось два дня. Нельзя, чтобы Берта вышла за этого человека. Ей будет плохо, но она придет в себя быстро, как только ее перестанут пичкать этой гадостью. Надеюсь, Берта поймет, что я делал это все ради ее блага. Может быть, мы даже сможем быть теперь вместе, когда она поймет, кто ее любит по-настоящему.

Холден поставил все на свои места и вышел из комнаты Лоуренса. Он сделал все, что было в его силах. Теперь настала очередь полиции.

Это платье было гораздо роскошнее всех тех, что уже довелось надевать Берте. Снежно-белый атлас, расшитый мелким жемчугом и серебряной нитью. Оно ниспадало тяжелыми складками к полу. За платьем тянулся огромный шлейф, который во время церемонии должны будут нести похожие на ангелочков девочки. Глубокий вырез Берта целомудренно потребовала затянуть тончайшей серебряной сеткой, также вышитой жемчугом.

Ее и без того тонкая талия была затянута корсетом, и казалось, что она может поместиться в мужских ладонях. А под серебряной сеткой угадывалась соблазнительной формы грудь.

Платье было с длинным рукавом, почти прикрывавшим кисти Берты. Она сильно похудела за время болезни, и теперь сосуды просвечивали сквозь кожу как тонкие синие веточки. Но, как ни странно, это вовсе не портило Берту. Она только казалась еще загадочнее от лихорадочного румянца, пылавшего на белых как мел щеках.

Ее тонкие пальцы судорожно сжимались и разжимались, комкая шелковый платочек, уже вышитый монограммами «БМ», которые будут сопровождать ее с этого дня и до конца жизни.

Берта еще раз взглянула в зеркало, радуясь тому, что Ханна не слишком возражала, когда она отказалась от услуг визажиста. Она хотела быть сегодня самой собой. А та Берта, которой она себя знала, никогда бы не захотела выглядеть в самый важный день своей жизни как раскрашенная кукла. Берта лишь чуть-чуть тронула темными тенями веки, у самой границы ресниц, чтобы ее яркие синие глаза стали еще больше.

Она смотрела в зеркало и видела в нем не классическую красавицу в принятом смысле этого слова. Черты ее лица не были очень уж правильными, глаза казались слишком большими, но что-то было в этом лице такое, что заставляло еще раз посмотреть на него, чтобы уже никогда не забыть. В ее лице была одухотворенность, которой часто не хватало признанным эталонам красоты. Эту прелесть не смог бы передать ни один фотоаппарат. Только портрет, сделанный рукой мастера, смог бы повторить тот свет, что был в ее лице, в ее глазах.

Интересно, подумала Берта, поправляя высокую прическу, в которую было вставлено несколько мелких цветов белой лилии, Лоуренс продолжит традицию написания портретов? Я бы хотела, чтобы меня написали в этом платье.