За каменной стеной - Аля Кьют

истории с Кале, но…

Здравые мысли и попытки остаться в отеле насмерть убил Костя.

– Ты никуда не пойдешь, – заявил он безапелляционно.

Здравый смысл оставил меня, уступив место болезненному желанию противоречить.

– С какой стати ты решаешь? – огрызнулась я.

– Твой отец поручил мне твою… – начал он нудеть про указания, безопасность и прочую фигню.

– Лалалала, – перебила я, не желая слушать целиком. – Кажется, с тобой мне тоже не очень безопасно. Об этом мой отец знает?

– Я же все тебе объяснил, – немного притормозил Костя с поучениями. – Я провожу тебя до границы.

– Не надо. Я сама доеду. Считай, что свободен.

– Нет, Алексия. Я обещал…

– Так я тоже пообещала Марии, Костя. В чем проблема вообще? Мы все равно сбирались провести здесь день и выспаться. Неужели ты думал, что я буду сидеть в отеле и смотреть в окно?

Уже знакомым нервным жестом Костя сжал переносицу и безумно наивно признался:

– Да. Именно так я думал.

– Ошибся, – сочувственно проговорила я.

Он уронил руку на скатерть и откинулся на стуле, сверлил меня взглядом молча. Я вспомнила, что мы тут завтракали и продолжила с того места, где меня прервала Мария.

Я расправилась с яйцами, хоть и было очень неприятно жевать под наблюдением. Кофе немного остыл, но все равно был вкусным. Я взяла чашку и откинулась на спинку, копируя позу моего охранника.

– Что в ней особенного? – спросил Костя, выходя из позы наблюдателя и возвращаясь к своему омлету. – Почему ты хочешь сорваться, услышав про какие-то кружева и белую краску?

Я собиралась возмутиться, но быстро передумала. Нечестно обвинять его в узколобости, невежестве и безразличии. Костя ничего не знал о Марии, ее кружевах, о Кале и вообще об уличном искусстве. Скорее всего, для него такие художники, как Мария, недалеко ушли от хулиганов, которые пишут поганое слово там, где лежат дрова.

Глотнув американо, я поставила чашку на стол и предупредила:

– Это не самая короткая и не самая простая история.

Костя отправил в рот кусок омлета, прожевал и напомнил:

– Мы остаёмся в Варшаве до завтра. Я совсем не спешу и постараюсь постичь историю Марии своим средним умом.

Я хотела сказать, что он не тупой. Я точно не считала его таковым. Но боюсь, Костя и так все знал о себе. Мое мнение его не особенно волновало. Выдохнув, я начала рассказ.

– Компания моих родителей занималась восстановлением здания в Кале. Это во Франции.

– Угу, – буркнул Костя, продолжая завтрак.

– Я какое-то время много работала с Марком. Родители считали, что мне перейдет компания, но я не лучший управленец. Зато люблю все, что связано с искусством. Особенно аутентичные проявления в современных тенденциях.

Костя прищурился, и я поймала себя на вещании лектора.

– Занудно, да? – спросила я, уже зная, что он ответит.

– Немного. Но я понимаю, о чем ты. Рассказывай.

Он махнул вилкой, побуждая меня продолжать.

Я потеряла мысль, переживая, как не задеть Костю. Наверное, очень глупо выглядела, пытаясь не быть слишком умной. Неожиданно он сам пришел мне на помощь, задав вопрос.

– Почему ты не лучший управленец?

– Я несобранная, импульсивная, эмоциональная.

– Мне показалось, Марк именно такой. Ему это не мешает.

– Мешает, – не согласилась я. – Марк никогда не стоял у руля. Он архитектор и расчетчик. Художник, одним словом. Все, что касается управления, всегда было в руках команды Эрика и мамы. Мама, кстати, тоже архитектор, но она чудесным образом умеет совмещать творчество и холодный ум.

Костя расправился с омлетом и тоже принялся за кофе. Он смотрел на меня с интересом. Это придало решимости продолжать.

– Короче, я отстранилась от компании, но Марк знал, что я скучаю по интересным проектам. Он подкидывал мне лучшие объекты, брал с собой. Музей в Кале был именно такой. Нам досталось ветхое здание. В России его бы давно уже перевели из фонда культурного наследия в объект для сноса. Или продали бы под реконструкцию, но потом… упс. Все упало, придется снести и построить новое из уродливых панелей.

Костя хмыкнул и кивнул. Он точно знал, о чем я говорю.

– Да, знаю. В Европе такое не прокатывает. Они сохраняют историческую самобытность городов.

– Вот именно. Но часто это только фасад, а внутри приходится возводить здание заново, укреплять стены, придумывать, как проложить сети. Именно этим и занялся Марк. Тоска зеленая, если бы не Мария. Ее пригласили местные власти, чтобы расписать фасад.

– Дай угадаю, – поднял палец вверх Костя. – Расписать кружевным орнаментом?

– Бинго, малыш. Она предоставила нам образец кружева. Настоящего кружева, понимаешь? Как салфетка. Мне осталось только перенести изображение на фасад в лучшем ракурсе. Разумеется, Мария могла сделать рисунок и без нашего проекта, но для отчетности нужны документы.

– Забавно, – Костя усмехнулся. – Искусство даже в Европе бюрократизировано.

– Минимально. Власти нам не мешали. Они сами инициировали проект, так что препятствий и задержек не было. Мария сработала за два дня. Она писала по сырой штукатурке, получилась потрясающая фреска.

Я нашла в телефоне фотки и показала Косте.

– Воу, ничего себе, – очень эмоционально для солдафона отреагировал он. – Действительно похоже на салфетку. Или скатерть, которую связала огромная бабушка и накинула на крышу.

– Именно, – согласилась я, радуясь как дитя его потрясающему сравнению.

Нет, Костя точно не был тупым, одноклеточным рубакой. Возможно, именно поэтому он не мог смириться с трагедией в прошлом. Хорошим и умным людям свойственно переживать сильнее. Есть у них такая особенность.

– Мария разрешила мне помогать. Конечно, не глобально, но мне хватило, чтобы понять, насколько она гениальна. Я никогда не смогу быть такой же крутой.

Костя поставил чашку около моей на стол и отругал мягко:

– Нельзя так говорить, Алексия. Уверен, ты абсолютно гениальна в чем-то другом.

Я прищурилась, чувствуя подвох, и не ошиблась.

– Так говорит мой терапевт, – быстро пояснил Костя, видя мои сомнения. – Каждый в чем-то гениален. Разве нет?

– Да. Но иногда не хватает жизни, чтобы понять, в чем именно.

– Согласен, – сказал он немного драматично и отвел глаза, но тут снова посмотрел на меня улыбаясь. – Мария узнала тебя. Следовательно, ты тоже оставила в ее памяти какие-то важные маркеры. Личные или творческие.

– Личные? – переспросила я.

– Ну, ты понимаешь, – туманно пояснил Костя, ничего толком не поясняя.

– Любовные, что ли? – догадалась я.

– Типа того.

Я долго смеялась, а когда успокоилась, то категорически развеяла его подозрения.

– Нет, Костя. Мы просто рисовали вместе. Мария запомнила меня именно поэтому. Все-таки именно я делала официальную визуализацию проекта.

– Слава богу, – Костя закатил глаза, видимо, благодарил кого-то в небе или на потолке. – Я думал, она твоя