Последние 18 секунд - Джордж Д. Шуман

Она натягивает грубую рыбацкую фуфайку на темноволосого ребенка, толкает его к лестнице, лестница блестит и поднимается к запорошенному снегом ангелу.

Она видит старый автобус с надписью «Флэтбуш-авеню».

Черри чихнула.

«Стервоза Сью» – выведено на доске белой краской из пульверизатора, к ней летит какой-то сладковатый запах, запах земляники? Полицейский улыбается ей, мужчина в джинсах дарит розу, священник смеется. Бородатый длинноволосый молодой человек с безумными глазами… она видит пистолет, вспышку из дула.

Внезапно ее переносит в автомобиль, она смотрит из окна, чувствует запах бензина и грязной одежды, снаружи о ветровое стекло стукается лицо женщины, рассечена губа, по бледной щеке растекается кровь. На нее смотрит расширившийся от ужаса зеленый глаз, умоляющий взгляд, женщину качнуло от толчка, с ветровика стирается лицо.

Черри чувствует, как ее трясут за плечи, поднимают с пола, сажают на стул. Взволнованные перешептывания, кто-то негромко просит принести воды. Через минуту к ее губам подносят бумажный стакан.

– Мисс Мур, вам лучше?

Она ощущает запах цветочного одеколона, подаренного Пейну женой на Рождество два года назад.

– Лучше, – говорит Черри, и знаком просит дать ей возможность перевести дыхание. Ей нужно еще раз подойти к гробу, взять руку Сьюзен. Необходимо знать, чем закончился этот кошмарный сон. Ее кошмарный сон.

– Еще воды! – велит мужской голос, и Черри слышит торопливые шаги.

– Не надо воды. Просто посижу спокойно, и все пройдет. – Она не может отделаться от запаха земляники.

Что он означает, этот странный и страшный сон? Откуда Сьюзен Пакстон узнала, что ей снится? Или они видели одинаковые сны? Неужели такое бывает?

Впрочем, может, это не сны, а воспоминания. Она давно об этом думала.

– Вызвать врача, мисс Мур?

– Нет, – твердо сказала Черри, хотя уголок рта у нее дернулся. – Все прошло.

Ее пробирала дрожь. Она чувствовала в своей руке руку покойницы и видела женское лицо за ветровым стеклом. Сердце разрывалось от жалости и страха.

– Это у меня грипп начинается, – выдавила Черри. – Неделю с ним борюсь. – Она вытерла лоб. – Такси ждет меня у входа. Поможете мне выйти?

Сильные руки подняли ее со стула.

– Держитесь за меня, мисс Мур, вот так. Трость вашу я взял.

Пейну показалось, что Черри выглядела даже хуже, чем на траурной церемонии. Он прошел в кухню и поставил чайник на плиту. Через несколько минут Пейн принес Черри полную чашку чаю. Она обхватила ее руками.

– Ну, и что ты там увидела?

Черри молчала, кутаясь в шаль. В дверь раздался стук.

– Это мистер Бригем. Скажи ему, что мне нездоровится. Я позвоню ему завтра.

Контакт между ней и Сьюзен Пакстон касался кого-то еще. Лицо на ветровом стекле никогда не было таким живым и отчетливым. Как ей объяснить другим, что это такое – заглянуть в собственную голову.

Пейн и Бригем поговорили в холле. Черри мелкими глотками пила горячий чай. Затемненные очки лежали на столе. Лицо было землистого цвета. «Она напугана, – подумал Пейн. – Напугана тем, кто стрелял или чем-либо еще?»

– Ты видела мужчину?

Черри кивнула:

– Даже нескольких.

– А того, кто стрелял, видела?

– Не знаю, Джон. – Она пожала плечами. – Думаю, да, но не уверена.

– Кто-нибудь из них чем-то выделялся?

– Там был совсем молодой человек. Как только он пришел, раздался выстрел.

– Можешь описать его?

– Длинные темные волосы, борода…

– Не мне – судебному художнику.

Она кивнула.

– Чем ты напугана, Черри?

Она колебалась. Ей не хотелось сейчас говорить об этом. Черри даже не знала, с чего начать.

– Джон, я не уверена, что это убийца. Ты же знаешь, как у меня бывает. Вижу одно, а на деле происходит совсем другое.

– Скажи, если вспомнишь что-нибудь еще. Любая мелочь имеет значение.

– Помню лишь женщину и ее лицо, ударившееся о ветровое стекло.

– Это была Сьюзен?

– Нет, не Сьюзен. Незнакомая женщина.

– Хорошо. А где это происходило?

– Не помню… Сьюзен смотрела из бокового окна на переднем сиденье, а женское лицо снаружи ударилось о ветровик. Вот все, что я увидела, Джон!

– Ладно, вернемся к тому молодому человеку. Он появился примерно тогда, когда ты увидела пистолет?

– Да, я увидела его лицо, а вскоре вспышку из дула. Да, похоже, у меня все-таки грипп. Но я быстро поправлюсь, обещаю.

– Тебе принести еще чаю?

– Нет, спасибо. Иди домой, тебя ждут. Энга, наверное, с ума сходит.

Черри произнесла это таким тоном, какого Джон ни разу не слышал.

Она права. У него жена и дом. Ему действительно пора идти.

– Побеседуем завтра, хорошо? – Черри отвернулась.

– Спокойной ночи. Постарайся уснуть покрепче.

– Я постараюсь, Джон.

Черри слышала, как завелся мотор в автомобиле Джона, и побежала в ванную комнату. Открыла шкафчик, где держала лекарства, лосьоны, шампуни, отворачивала один за другим колпачки с тюбиков и нюхала, пока не нашла то, что искала. Она вернулась в комнату, села на диван, стала мазать щеки и подбородок земляничным бальзамом. По ее лицу текли слезы.

Глассборо, штат Нью-Джерси

Воскресенье, 15 мая

Марша сплюнула в потрескавшуюся раковину и смыла кровь. Языком поправила шатающийся зуб. Потрогала опухоль над грудью. Ей было больно.

Так продолжалось каждый день с тех пор, как Ники взял недельный отпуск, и закончилось вчерашним мордобитием, которое, судя по всему, удовлетворило вечно недовольного мужа. Он даже не полез на Маршу, когда она потеряла сознание.

Сегодня будет лучше. Воскресенья – спокойные дни. Шмидты не трогали своих женщин, потому что смотрели автогонки на допотопном широкоэкранном ящике.

Марша не знала, что она ненавидит больше – будничные мужнины драки или то, как его сестра лезет на стену, когда у нее нет ни щепотки дешевого кокаина. Его мать, скрывающая следы побоев под густым слоем краски и пудры, делает сыновьям бутерброды и разносит по комнатам пиво.

По вечерам в воскресенье Марша обычно возвращалась домой одна, думая о том, как выспится. Ники с братьями к тому времени уже храпели на родительском диване.

Прошлые понедельник и вторник он приходил таким усталым, что у него не хватало сил издеваться над ней. Марша всегда удивлялась, откуда у Ники на одежде и сапогах столько грязи. Он не почистился бы даже в том случае, если бы его жизнь висела на волоске. Он вообще ничего не делал, если это не приносило ему прямой выгоды.