Моя строптивая леди - Джо Беверли

Там говорилось об исчезновении Верити, но ни словом не упоминалось о Чарлз. Из-за чего же тогда весь сыр-бор?

Син еще раз просмотрел статью. Вдова такого-то от горя потеряла рассудок и исчезла в неизвестном направлении с грудным ребенком, которому смерть отца принесла состояние и титул баронета. Отец несчастной и семья ее покойного супруга предлагают вознаграждение за любые сведения о ее местонахождении. Далее следовали заверения в любви и всемерном снисхождении.

Статья заканчивалась экскурсом в область генеалогии. Леди В.У., урожденная У., приходится дочерью графу У. и сестрой леди Ч.У.

Он вспомнил, и перед мысленным взором возникло имя. Честити Уэр — вот как звали даму его сердца.

Пресловутая Честити Уэр.

Син поспешно вернулся к чтению вслух. Так как он выбрал статью наугад, это оказалось эссе о тонкостях перевода сонетов Шекспира на немецкий язык, невообразимо сухое и скучное. Впрочем, будь это сочная и блистательная критика, это не сыграло бы роли, так как мысли его были заняты совсем другим. Когда эссе наконец закончилось, Син предложил газету своим спутницам, но получил единодушный отказ и отложил ее в сторону. Едва прикрытое облегчение отразилось при этом на лице Чарлз.

На лице Честити Уэр.

Нужно еще было привыкнуть к звуку ее настоящего имени, хотя Син не мог не признать, что целомудрие идет ей вопреки репутации. Кстати, о репутации! Как ко всему этому отнестись?

В памяти всплыли откровения Генри Вернема о том, что граф Уолгрейв обрил дочери голову в наказание за распутное поведение, обнаружив у нее в постели мужчину. Это трудно было увязать с тем, что Син знал о Честити. Кем бы она ни была, что бы собой ни представляла, он просто не мог поверить, что она меняла мужчин как перчатки.

Но все остальные поверили.

Син уже находился на пути к выздоровлению, когда Брайт привез из Лондона много забавного, надеясь его развлечь. В числе прочего там была коллекция свежайших карикатур: на королеву-мать и Бьюта, этого шотландца, что пиявкой присосался к английскому трону; на отставленного от власти русского императора и Екатерину, которая, если верить слухам, спала с каждым, кроме своего слабовольного супруга; на леди Честити Уэр, героиню недавнего скандала в высшем свете.

Граф Уолгрейв Непогрешимый имел много недругов, и те ухватились за шанс свести с ним счеты. Син живо помнил одну из карикатур: граф, безобразный и обрюзгший, отшатывается от постели, где, развратно улыбаясь, его упитанная дочка лежит под истекающим слюной любовником. Подпись гласила: «Где уж нам уж выйти замуж!»

Глядя на скромницу на сиденье напротив, Син не мог не сопоставить ее чистые черты с обликом воплощенной блудницы с карикатуры. Скорее всего автор в глаза не знал объекта своих нападок, не думал, сколько в этой истории истины, и видел лишь предлог блеснуть едким юмором, мазнуть грязью имя высокопоставленного человека.

Как обычно в таких случаях, карикатур было множество, на все вкусы. Они красовались в витринах книжных лавок, на газетных стояках, доступные любому: один пенс — черно-белая, два пенса — цветная. Они переходили из рук в руки, вызывая злорадство, насмешки, презрение.

Видела ли их героиня скандала? Син очень надеялся, что нет.

Брайт расписал ему эту историю в красках. Выходило, что граф за какую-то провинность запретил дочери появляться на еженедельном семейном рауте. Добросердечная леди Трелин вступилась за нее, сумела смягчить отцовское сердце, и граф в сопровождении группы гостей лично отправился в комнаты дочери, чтобы отменить запрет. Именно тогда Честити и была поймана с поличным.

С таким количеством свидетелей не было никакой надежды замять скандал, хотя граф и сделал попытку устроить скоропалительный брак любовников. Все могло бы ограничиться злословием, но Честити Уэр сама вырыла могилу своему доброму имени, наотрез отказавшись венчаться. Выступить против светских условностей — грех более тяжкий, чем внебрачная связь. Хотя лорд и леди Трелин, известные своей безупречной репутацией, дольше других отрицали вину Честити, в конце концов им пришлось от нее отвернуться под страхом остракизма и даже принести свои извинения исстрадавшемуся отцу.

Син припомнил и то, что в постели леди Уэр был обнаружен брат мужа ее сестры, а значит, Генри Вернем. Неужто Честити рисковала репутацией ради подобного человека? Объяснить это можно только неуправляемой похотью, что порой овладевает кое-кем из женщин. Но где же она, эта похоть? Что-то не заметно, чтобы Честити ею маялась!

Незаметно изучая предмет своего интереса, Син еще раз убедился, что не видит никаких признаков распутства. Женщина неглупая, отчего она не сделала единственно разумный шаг и не обвенчалась с тем, с кем грешила? Испугалась тяжких уз? Но ведь не для всех брак — это узы, а распутница всегда найдет выход своим низменным инстинктам. Странно, думал Син, все это очень противоречиво и неубедительно.

Еще одна деталь из прошлого: Родгар не смеялся над карикатурой, и та как-то незаметно исчезла, скорее всего в пламени ближайшего камина. Быть может, встретив Честити Уэр еще до скандала, он знал, как мало имел пасквиль общего с действительностью. Или Родгар тоже побывал в ее постели и чувствовал, что скандал имеет косвенное отношение и к нему?

Так или иначе невозможно было отрицать очевидное: Честити Уэр влипла в неприятную историю, за что отец обрил ей голову, отослал в домик старой няньки и вынудил носить наряд кающейся грешницы.

Но как ловко эта женщина выкрутилась! Одежда брата и весь внешний облик юноши! Умно, ничего не скажешь. И смело, если не сказать — нагло. Так и тянет посочувствовать несчастному отцу. Впрочем, сначала нужно разобраться, как все было на самом деле.

* * *

Сип отбросил газету, и Честити чуть не разрыдалась от облегчения. Пока он читал, ею владело ужасное чувство, что над головой занесен топор. Как только статья будет прочитана и факты сопоставлены, на нее посыплются насмешки. В устах блестящего офицера Маллорена они прозвучат еще ужаснее, чем в устах поддельной миссис Инчклифф. Сознавая, что это нелепо, Честити надеялась, что «миссис Инчклифф» могла бы понять или хотя бы усомниться. От капитана Маллорена невозможно ожидать подобного снисхождения. Он высмеет ее, обольет презрением и разобьет ей сердце.

Внезапно, без малейшего предупреждения, Син опустил переднее окошко и обратился с чем-то к кучеру. Карета повернула к обочине и остановилась.

— Раз уж я теперь вновь мужчина, — сказал он сестрам, — проедусь-ка я на козлах, дам Хоскинзу передышку. Мой алый мундир будет виден издалека и запомнится каждому встречному.

В мгновение ока обувшись, Син был таков.

— Боже правый! — воскликнула Верити, когда сестры остались одни. — Что делает с человеком военная форма! С тех пор как лорд Син переоделся, его не узнать.

— Должно быть, мундир для него — это символ ответственности, — предположила Честити, которая тоже заметила перемену.