Королевы смеха. Жизнь, которой не было? - Сергей Капков

Это была поистине звездная труппа: Эраст Гарин, Сергей Филиппов, Борис Тенин, Лидия Сухаревская, Елена Юнгер, Александр Вениаминов, Ирина Зарубина… К 1945 году Акимов руководил театром уже десять лет. Из «самого плохого» он сделал самый популярный театр в Ленинграде. Художник, не имевший равных, Акимов не боялся постоянно экспериментировать. Каждый новый спектакль становился событием в городе.

В те же годы у Акимова складывался счастливый творческий союз с драматургом Евгением Шварцем: пьесы «Тень» и «Дракон» были написаны специально для акимовского театра. Видимо, Шварц и стал тем самым «сватом», благодаря которому в Театре комедии появился еще один бриллиант – Елизавета Уварова.

Она вписалась в блистательную труппу идеально. «У нее с юмором все, даже пятка», – говорили об актрисе драматурги. Режиссер Петр Фоменко, будущий худрук Театра комедии, сегодня вспоминает Уварову так: «Она была поистине «акимовской» актрисой и, может быть, одной из самых ярких актрис театра. Ее образы всегда были заостренными до гротеска, поскольку гротеск – ее природа. Но он не преобладал, она знала меру. Более того, в ней было удивительное двуединство противоположностей, контрастных талантов – эксцентрики и жизненной правды. Это очень редкий склад! Уварова была одной из самых умных актрис театра, и ум ей не мешал. Я мог очень многому у нее научиться, если бы судьба дала нам возможность общаться дольше. Ведь Елизавета Александровна была человеком редкой, особой культуры, сохранившей ее в те времена, когда это было особенно трудно…»

В Театре комедии Уварова сразу же сыграла в «Обыкновенном человеке» Леонида Леонова одну из главных ролей – Веру Артемьевну, жену знаменитого певца Ладыгина, умную и прозорливую хозяйку дома, которая не прочь почитать чужие письма. Через два года после премьеры Уварова приступила к новым репетициям, но тут случилась одна из самых страшных и позорных страниц в истории Театра комедии.

В 1949 году в прессе появились разгромные статьи на спектакли Акимова, Николая Павловича открыто называли космополитом и формалистом. Травля началась не только в газетах и журналах, но и внутри коллектива. Для актеров нет ничего слаще, чем «съесть» своего художественного руководителя. Об этом всегда говорил и сам Акимов. Вчерашние подопечные, которых мастер вывел в звезды театрального Ленинграда, расталкивая друг друга локтями, полезли на высокие трибуны клеймить Акимова позором, писать «разоблачительные» письма в высокие инстанции. Не все, конечно. Были и те, кто ушел из театра вслед за режиссером, как, например, Эраст Гарин и Ольга Аросева. Уварова осталась. Она не принимала участия в травле. И еще раз убедилась, что с коллегами ни дружить, ни откровенничать нельзя. И замкнулась окончательно.

«Так до конца она и не соединялась с этим театром, где ее очень любили или очень не любили… – писал о Елизавете Александровне актер Виктор Гвоздицкий. – На гастролях одиночество Уваровой в театре становилось очевидней. Казалось, что корифеи в компанию ее не принимают. Она одна бродила по чужому городу, читала свои любимые романы на французском, никто не знал, где она питается, как проводит свободные вечера. Что-то всегда разделяло, отделяло, отличало ее от артистов Акимовского поколения. Я думаю, что она сама выстраивала эту стену, которая отгораживала и хранила. Ей было проще с молодыми, которых она замечала. Отличие в жизни продолжалось отличием на сцене. Ей удавалось совершенно суверенно существовать во всех спектаклях, где она играла, не разрушая замысла и эстетики постановки. Безукоризненная актриса высокой формальной школы знала и соблюдала все правила психологического театра. Только иногда во время действия, не выходя из образа и едва шевеля губами, могла сделать сообщение партнерам: «У меня рожа устала от мимики»…»

Семь лет Николай Акимов был отстранен от руководства театром. Посещаемость упала почти до нуля, театр снова оказался на грани закрытия. Мастер жил на гонорары, которые платили его именитые друзья Николай Черкасов, Борис Тенин, Николай Охлопков за свои портреты (Акимов превосходно владел красками). Как режиссер работал в Ленинградском Новом театре, преподавал в Ленинградском государственном институте театра, музыки и кинематографии, вел класс и возглавлял художественно-постановочный факультет.

Долгожданное возвращение Акимова состоялось в 1956 году и ознаменовалось постановкой «Обыкновенного чуда» Шварца. Вместе с режиссером в театре появилась молодежь – новые «акимовцы» – Вера Карпова, Инна Ульянова, Валерий Никитенко, Борис Улитин, Лев Милиндер, Светлана Карпинская, Ольга Антонова. Старые «акимовцы» оказали ему самый теплый прием, мудрый шеф сделал вид, будто ничего между ними не произошло…

Но прожил он всего шестьдесят семь лет и умер от инфаркта.

Говорят, в акимовской квартире хранились водки-настойки, которые назывались по фамилиям людей, благодаря которым он потерял театр. Настойка на малине «Кровь Козлова» или «Яд для Петрова» (фамилии, конечно, вымышленные, ведь это очень известные артисты). Обида на этих людей не забывалась всю жизнь, но была переведена почти в карнавальный статус.

Возвращение Николая Акимова оказалось очень благодатным для Елизаветы Уваровой. Ее талант расцвел и окрасился новыми красками. Она стала играть комедийные и сатирические роли в классике и современных пьесах. «Не будет преувеличением сказать, что Е.Уварова овладела почти всеми средствами сатиры, почти всеми красками комедийного мастерства, – писала «Ленинградская правда». – Часто актриса разоблачает своих героинь веселым смехом, словно художник, изображающий дружеский шарж: иногда ее персонажи напоминают хлесткую боевую сатиру. Но чаще всего ее сатирические портреты язвительно колючи (например, Настасья Ивановна в «Разорванном рубле») или беспощадно обличительны (например, Матильда фон Цанг в «Физиках»)…»

Среди ярких ролей Елизаветы Уваровой тех лет: старая княжна Чепчеулидзева-Уланбекова («Помпадуры и помпадурши»), Хеновева («Деревья умирают стоя»), Антея Кокс («Дипломаты»), тетя Сима («Чемодан с наклейками»), Гренкина («Звонок в пустую квартиру»), учительница Ольга Ивановна («Повесть о молодых супругах»).

Колоссальной работой Уваровой на сцене стала роль главного врача психиатрической клиники Матильды фон Цанд в «Физиках» Фридриха Дюрренматта. Здесь актриса виртуозно использовала один из выразительнейших законов театра – противопоставление крайностей. В первых картинах спектакля она появлялась хрупкой, хромоногой женщиной, взирающей с нежным умилением на всех и вся. Она разыгрывала роль заботливой матери по отношению к своим пациентам – знаменитым физикам, укрывшимся в сумасшедшем доме, чтобы их открытия не попали в руки современных варваров. Но что-то настораживало зрителей. То ли неподвижный, остекленевший взгляд… то ли порывистая, конвульсивная походка. Почему-то не покоряло великодушие этой стареющей одинокой женщины. Как удавалось актрисе вызвать такую настороженность зрителей? Откуда бралось это «второе дно» в характере «фройляйн доктор»?

И как преображалось это всепрощающее существо в финале! Она сбрасывала маску и начинала играть в открытую. Повелительно взмахивая костылем, словно жезлом, с нескрываемым торжеством она заявляла ученым: они в ее руках. Медсестры делали фотокопии с документов исследователей. «Завтра же в лабораторию!» – звучит приказ фон Цанд. Добрая фея становится злобным гением.