Путь к сердцу - Лесли Лафой

— У нас есть дела в Уичито, — сказал он, — но я сделаю со своей стороны все возможное.

Доктор Фабрик кивнул и, поворачиваясь к выходу, добавил:

— Если я понадоблюсь, зайдите ко мне в кабинет или пошлите записку. Я дам знать Кэти, когда найду семью для Грейс, и прослежу за тем, чтобы все устроилось наилучшим образом.

Некоторое время Ривлин смотрел, как старый врач покидает дом, и только услышав, что за спиной у него раздался скрип, обернулся. Мадди тихонько притворила дверь, но не отпускала медную ручку, словно ей хотелось вернуться в комнату.

— Что-то случилось?

Мадди отошла от двери и приблизилась к нему.

— Кажется, Фабрик — хороший врач, — сказала она с бодрой улыбкой. — Кэти колеблется, не знает, стоит ли ей снова кормить ребенка. Эндрю почти год. Ты видел, как он спит в нижнем ящике комода? Такой красивый мальчик!

— Я видел, — солгал Ривлин: как он мог сказать, что не видит и не замечает никого, кроме нее? — Ты права, доктор Фабрик очень знающий врач. — Он сделал шаг к лестнице. — Пошли спать, Мадди.

— Гриф в павлиньих перьях предоставила нам комнату? — с улыбкой спросила она.

— Без особой радости.

— Но ты был настойчив?

— Я же говорил тебе, что умею быть таким, когда надо.

Мадди в своих мокасинах ступала неслышно, а каблуки сапог Ривлина отбивали звонкую чечетку по узкому коридору. Ни он, ни она не произнесли ни слова, пока не подошли к двери комнаты.

Ривлин полез в карман за ключом.

— Может, нам стоит проведать лошадей?

Он был бы глухим как пень, если бы не услышал дрожь в ее голосе, и тупым как полено, если бы не понял, что ей не хочется входить в комнату вместе с ним.

— Я о них уже позаботился. — Ривлин распахнул дверь и жестом предложил Мадди войти первой. Едва она переступила порог плохо освещенной комнаты, как он добавил: — Я также занес наверх седельные сумки, пока ждал приезда доктора Фабрика.

Мадди сделала несколько шагов, потом, остановившись на полпути к двуспальной кровати, обвела глазами комнатушку и сказала:

— Ты обо всем позаботился.

— Старался как мог.

Он запер дверь, положил ключ в карман и повернулся к Мадди с виноватой улыбкой.

— Боюсь, что не смогу предоставить тебе ванну и чистую одежду — с этим придется подождать до утра.

— Ванну я приму с огромной благодарностью. Что касается одежды… — Она пожала плечами, продолжая разглядывать комнату. — Хорошей стирки было бы достаточно, но сама мысль мне по душе. Очень любезно с твоей стороны предложить это.

Ривлин смотрел на нее при тусклом свете керосиновой лампы и думал о том, что никогда не встречал такой женщины, как Мадди Ратледж. Она могла привести себя в ярость, когда хотела или нуждалась в этом: он видел, как она своими наручниками расквасила физиономию тюремщику, слышал, как она отхлестала словами Эдгара Рейнолдса. Она стоически переносила чудовищные условия их путешествия, ни разу не пожаловалась на холод, сырость или недомогание. Она умоляла о праве помочь Салли Рейнолдс и с непреклонной решимостью взяла на свои плечи ответственность за Грейс. Она обладала выдержкой, которой могли бы позавидовать многие мужчины.

Жизнь обходилась с Мадди сурово с самых первых дней ее существования, и казалось, что она воспринимает свой удел как нечто неизбежное. Мадди могла просить за других, бороться всеми силами, но когда дело доходило до ее собственных нужд и желаний, она теряла эти свойства. Ей почти не на что в жизни надеяться…

Мягкий, печальный голос прервал его размышления:

— Я предполагаю, что ты собираешься приковать меня наручниками к кровати.

— А в этом есть необходимость? — задал он негромкий вопрос, заранее зная ответ.

— Ты поверишь мне, если я скажу, что нет?

— Да.

Мадди растерянно моргнула, пораженная услышанным. И тотчас в ней словно что-то надломилось: плечи ее поникли, слезы набежали на глаза и закапали с ресниц.

— Не плачь, — проговорил Ривлин, не зная, чем ее успокоить. — Если ты хочешь быть прикованной, я тебе это устрою.

Она безуспешно старалась унять слезы.

— Я вовсе не хочу быть прикованной.

— Тогда почему же ты плачешь?

— Не знаю.

Рыдания прервали ее речь, и Мадди закрыла лицо руками.

Ривлин не мог не подчиниться порыву сердца.

— Ах ты Господи, Мадди. Иди сюда, — ласково сказал он и одной рукой привлек ее к себе, а другой снял с нее шляпу и отбросил в сторону. — Плачь сколько хочешь, милая, ты заслужила долгие, обильные слезы.

Мадди обхватила его за талию, вцепилась обеими руками в рубашку и спросила, всхлипывая:

— Почему ты стал таким добрым ко мне?

Потому что он чертов глупец и слишком много думает, а еще потому, что берет на себя больше ответственности, чем следовало бы. Но эту правду Ривлин решил оставить при себе.

— Ты человек, Мадди, а каждый мужчина и каждая женщина имеют предел стойкости. Ты достигла своего.

Его слова подействовали успокаивающе: плечи Мадди перестали содрогаться от рыданий, она глубоко, прерывисто вздохнула, но не попыталась отстраниться. Повернув голову, она прижалась щекой к его груди и тихо сказала:

— Ты мой конвоир, а я заключенная. Существуют правила, и вряд ли они позволяют, чтобы я намочила слезами твою рубашку.

В это мгновение что-то в душе Ривлина изменилось, сняв напряжение, о котором он и сам не подозревал. Он бы не мог до конца объяснить, по каким причинам это произошло, — знал лишь, что перемена связана с теплом, идущим от прижавшегося к нему тела Мадди. Он попытался обдумать, как ему повести себя. Решение пришло на удивление легко.

— Ладно. — Большим пальцем Ривлин приподнял за подбородок ее мокрое от слез лицо и заглянул ей в глаза. — Не могу утверждать, что не вел в последние два дня такой разговор с самим собой. Кажется, мы пересекли черту где-то по дороге в Делано. Я мог бы тебе сказать, что всего лишь стараюсь доставить порученную мне заключенную в целости и сохранности в суд для дачи показаний, но это было бы ложью. Ты нравишься мне, и мне нравится держать тебя в объятиях. Таковы простые факты, и я вовсе не склонен просить за это прощения.

Мадди не дыша смотрела в его темные глаза. Слезы душили ее, но она понимала, что не должна больше плакать. На сердце стало легко как никогда. Ей было ясно, о чем говорит Ривлин, как и то, о чем он молчит, и до боли хотелось воспользоваться случаем. Нет сомнения, что каждый из них пойдет своей дорогой, этого нельзя избежать. Пусть им суждено только на время быть вместе, но последствия их встречи могут оказать воздействие на всю оставшуюся жизнь обоих. Она чувствовала себя обязанной напомнить ему об этом и дать таким образом возможность выпутаться из щекотливой ситуации.