Завтра наступит вечность - Александр Громов

– Эй, – сказал я, – это место занято.

– Кем?

– Галкиным, Палкиным, Малкиным, Чалкиным и Залкиндом. И потом, она даже не резиновая.

– Пошляк, – сказала Надя. – Жалко тебе, что ли? Ты ведь не спать пришел, я вижу. Так уступи место даме. Знаешь, где я ее нашла? В ангаре. Тебя, наверное, встречала. А ты как, успешно слетал?

– От таких успехов блевать тянет. Или надавать кому-нибудь по роже. Еще один такой успех, и техника меня не любить, а ненавидеть начнет. Я бы этого госзаказчика самого заставил пикировать к атмосфере, так ведь обделается со страху, бедняга, а чистить капсулу опять мне…

– Укатают тебя все-таки на Грыжу с твоим языком, – вздохнула Надя. – Жаль будет, ты хороший спец.

– Только и слышу про эту Грыжу, – пожаловался я. – Хоть бы ты мне объяснила, что это за место. Вдруг окажусь там и не узнаю?

– Да Клондайк. Так его у нас называют. Ты те самородки видел?

– Даже таскал один раз, когда мы их из лифта в лифт перегружали. Помнишь тот аврал?

Надя кивнула – еще бы не помнить. По какой-то причине, в которую я не вник, всему персоналу «Грифа» и возвращающейся с Клондайка смене пришлось выстроиться цепочкой на извилистом, как кишечник, пути из верхней шлюзовой в нижнюю и передавать с рук на руки драгоценный груз. Особенно запомнилась похожая на голову бегемота глыба осмия, раза в четыре тяжелее меня. Каким-то чудом ее удалось переправить с места на место, не изувечив при этом станцию.

То, что местечковый (под местом здесь следует понимать «Гриф») патриотизм держится на хороших премиальных, Вадим Вадимович, по-видимому, понимал вполне ясно. А еще патриотизм держится на незначительных элементах демократии, как то участие начальства в авральных работах наравне со всеми. И Стерляжий, и Капустян авралили так, что пот с них лился градом. Со всех остальных, впрочем, тоже.

– В невесомости-то их таскать одно удовольствие, – сказала Надя. – Ты при двойной тяжести попробуй. Знаешь, что такое наш заслуженный старатель? Полусумасшедший тип с мерзким характером, лучевой болезнью, грыжей и геморроем. Изумительно приятен, когда его нет.

– И добровольно работают? – спросил я.

– Конечно. Тем более за процент с добычи. Отработал на Грыже пять-шесть смен – обеспечил себя на весь остаток жизни. Можешь купить домик у моря и ни о чем не заботиться. Отдыхай, купайся, лечи болячки. А разве ты работаешь на Корпорацию не добровольно? Или я, или Стерляжий? Понимаешь, всегда есть выбор. Скажем, ты провинился, тебя списали на Землю. Можешь клепать технику на подземном заводе, работа как работа, даже выгодная, но деньги все равно не те, что здесь. Можешь попроситься в старатели и уйти на отдых, как только наживешь грыжу.

– А раньше развязаться с Корпорацией не получится? – спросил я. – До грыжи?

– Почему не получится? – удивилась Надя. – Получится. Из-под палки у нас не работают. Не хочешь – иди гуляй.

– По какому варианту гуляй – второму или первому?

– По четвертому. Ты случайных людей с сотрудниками не путай, ладно? Корпорация стремится заинтересовать, а не устрашить. Это не филантропия, а просто единственно надежный способ привлечь и удержать людей. Если ты глупый или шибко любишь свободу – заявления об уходе не нужно, просто скажи Стерляжему. В психушку не попадешь, но лишнее забудешь. Вот только ФСБ не поверит, что ты все начисто забыл, понимаешь? Были прецеденты.

Так я и предполагал и с мрачным удовольствием отметил, что не ошибся. Был бы пряник, найдется и кнут. А недурно устроилась Корпорация – кнут не в ее руках… Умно.

– А в бега никто не подавался?

Надя фыркнула.

– Знаешь, у нас ведь идиотов не держат. Ну, разве что кто-нибудь вдруг сам ни с того ни с сего тронется умом… Кажется, был один такой несчастный из наземной обслуги, вроде бы пришлось его уволить по второму варианту… Но это единичный случай, если, конечно, вообще не байка. Ты наших людей меньше слушай – на словах они Корпорацию в гробу видали, а на деле они за нее кому хочешь глотку перервут. Это ведь отдельное государство – молодое, сильное, настырное, со своими законами и со своим патриотизмом. Не республика, правда. Ну и наплевать.

Я больше смотрел на нее, чем слушал. Красива? Не идеал красоты, бесспорно. Чуть широки скулы, узковат подбородок, не пышны волосы, и линия носа оскорбила бы Леонардо. А вот хочется на нее смотреть, и все тут. И говорит-то она ужасные вещи о счастливом рабстве в Корпорации, а я вишу посреди модуля, как сонная рыба в аквариуме, и не желаю возражать.

Хорошо-хорошо. Легко-легко. Где моя злость? Я не загнал ее вглубь, не выплеснул на окружающих – она просто растаяла, как атмосферный разряд в земле под громоотводом.

Я только что понял, что приплыл сюда не просто так – я нарочно искал Надю. Кому здесь еще поплакаться, да так, чтобы было незаметно?

Сказать об этом Наде – она пожмет плечами и ответит: «Ты в своей области уникум, а я в своей». Что правда, то правда, но что мне с этой правдой делать?

– Я отказался работать по госзаказу, – сознался я.

– Теперь жалеешь об этом? – спросила Надя.

– Чего ради? Спишут на Землю, ну и пусть. Тем более и там есть выбор. Еще три месяца летать, сшибать спутники – да я свихнусь! А у тебя когда смена кончается?

– Через восемнадцать дней.

– А раньше вырваться не удастся?

Она посмотрела на меня.

– Зачем?

– Может быть, мне захочется тебя увидеть. А может быть, мне захочется видеть тебя каждый день, утром и вечером…

– И каждую ночь?

– Как ты догадалась?

– А я вообще проницательная. Быть может, ты и жениться на мне хочешь?

– Выброси «быть может».

– Я старше тебя, глупый.

– Всего на три года, – возразил я. – А кроме того, женщины по статистике живут дольше. У нас есть шанс умереть в один день, как и положено счастливой паре. Счастливой на всю жизнь, понимаешь?

– Ты и вправду надеешься дожить до старости?

– А что?

– Не загадывай. И не смотри на меня так, я ничего не знаю. Просто общие соображения насчет роли и места государства в государстве. Корпорация пытается быть симбионтом – в ней упорно видят паразита. Чем это кончится, никому не известно.

– Ну и что? – возразил я. – Жить вообще вредно.

– Согласна. Но ты вот о чем подумай: женишься ты на мне – и станешь вдвое уязвимее. Понимаешь почему? Ты сначала окончательно определись, с кем ты, а потом уже я подумаю над твоим предложением, если оно к тому времени еще будет в силе. Хорошо?

– Плохо, – искренне возразил я.

– Почему?

– Потому что я тебе не нужен. Ты же уникум, к тебе, наверное, весь «Гриф» ходит… поправить психику. И уж точно я не первый, кто делает тебе предложение. Сколько их у тебя – десять? двадцать?