Незнакомец - Евгения Стасина

И то правда. Не пытается даже. Отпив остывший чай, морщится, с трудом проглотив неприятное пойло, и, глянув на меня исподлобья, приступает к инквизиции:

– Директор не моет вытяжку, не натирает барную стойку, не бегает за своими работницами, умоляя их вернуться на кухню. Иначе это не директор, а простая уборщица. Ты уборщица, Саш? – я пристыжено мотаю головой, жалея, что не озаботилась стаканом воды для себя, и тяжело сглатываю вставший в горле ком. А он кивает:

– Тогда возьми за правило: ты говоришь, они делают. Не делают, караешь рублём.

– Уволятся же?

– И к лучшему. С ними всё равно далеко не уедешь.

Возможно… Только пока он распинает Аленкины способности к готовке, уверяя, что её отбивные сгодятся лишь на корм собакам, я вспоминаю, как когда-то Сеньку на работу приняла. Живую, активную, талантливую… Она ворвалась, как вихрь, пихнула мне под нос корочку, зашелестела пакетом и словно одного диплома мало, выудила из него кусок свежеиспечённой шарлотки. Так и взяла её, сражённая лишь одним ароматом…

– Подожди, – спустя двадцать минут, прерываю разговорившегося незнакомца и удивлённо вскидываю брови, – что значит столы убрать?

Это что ж за кафе?

– Установи один вдоль окна, прикупи барные стулья. Люди смогут любовать улицей, а у тебя освободится место в зале, – произносит со знанием дела и, подхватив салфетку, рисует на ней корявую схему. Понятную, но корявую, только какое мне дело до его художественных способностей, если он так много болтает, что я с трудом поспеваю улавливать? Хмурюсь, тихонько злюсь, а когда он добирается до меню, и вовсе принимаюсь за ним конспектировать. Недолго, исписав лишь пару тройку полупрозрачных листов, чтобы под его рассуждения о необходимости сократить меню вдвое, застыть и уставиться в его преобразившееся лицо.

– Ты меня удивляешь, мистер Икс.

– Чем? – он улыбается, как мальчишка, впервые заслуживший похвалу от учительницы, и, устроив локти на столе, заглядывает в мои каракули.

– Этим, – а я в них пальцем тычу. – Для избитого бандита, вскрывающего гаражи, ты слишком умён.

– Разве? Странно, что тебе брат не подсказал. Он вроде ничего, головастый, – мужчина беспечно пожимает плечами, а я, задумчиво склонив голову набок, терзаю зубами кончик шариковой ручки.

– Мозговитый, но в мои дела не лезет.

– А этот твой? – зачем-то кивает на дверь, но прежде, чем до меня успевает дойти, кого он имеет ввиду, хмурится. – Прости, не моё дело.

Действительно. Личное мы не обсуждаем – я молчунья, у него кроме Герды ничего личного нет. Только стоит ему это произнести, как механизм сам собой запускается – скулы окрашиваются румянцем стыда, раненое сердце тихонько подпрыгивает, глаза сами собой утыкаются в салфетку, а чёртова ручка решается дописать оборванное предложение.

– Думаешь, доставка единственный способ устоять? – надеясь, что хотя бы голос мой не дрожит, перевожу тему в мирное русло, а когда верно оценивший моё смятение мужчина с двойным энтузиазмом принимается расписывать перспективы, против воли Мишу вспоминаю. Мишу в спальне, Мишу на пороге моей квартиры, холодно уличившего меня в беспросветной глупости и бабской наивности, Миша на полу родительской кухни, с расквашенным Ванькой носом… Ведь не помогал. Знал всё, но ни разу не предложил помощи, воспринимая мою работу не иначе как баловство. Ну, кашеварит и ладно, ну, спасает собак… Главное, что в спальню пускает и не компостирует мозги, когда насытившись, он из этой спальни уходит.

Господи, а ведь не было у меня никого! Вот так, чтоб по-настоящему – когда два человека, единое целое, и каждый вдох они делят на двоих. У Васнецова Карина была, а у меня лишь глупые фантазии, в который и Миша ненастоящий, додуманный, отрихтованный до идеала, а потому эфемерный…

Если и был кто, так это… Он. Легко обжившийся в моей квартире, идеально вписавшийся в эту кухню, мгновенно наполнивший смыслом все мои завтраки, обеды и ужины. Словно всегда здесь сидел, на этом вот стуле, подносил к губам эту чашку и гладил Зефирку, которая даже сейчас лежит у его ног. Боже, я ведь и плакала до этого в одиночестве, не к Ване же бежать за утешением, орошая его рубашку горючими слезами, виновника которых он считает едва ли не братом.

– Спасибо, – опять прерываю незнакомца, только на этот раз касаюсь его ладони – крупной, мозолистой от многочисленных тренировок – а он удивлённо бегает глазами по моему лицу, не порываясь сбросить с себя мои пальцы.

– Не за что… Это лишь мои мысли. Я не гарантирую, что хоть что-то из этого сработает.

– А я всё равно благодарна, – шепчу, отчего-то вспыхивая под его взглядом и мне бы руку убрать, а она словно прилипла. Кожа к коже, всё так же неправильно, как и несколько дней назад. Только теперь эта неправильность не пугает, не заставляет меня встрепенуться, подпрыгнуть на стуле и убежать прочь, спасаясь от собственной глупости за плотно закрытой дверью спальни. Потому что спасаться поздно…

Наверное, ночь виновата. Она мирно сопит за окном, окутав наш город тёмным непроницаемым плащом с золотыми пуговицами –фонарями и толкает на глупости всех, кто решает сопротивляться её магии. Меня – неотрывно следящую за изменившимся в лице соседом, его – зачем-то сплетающего наши пальцы и медленно подающегося вперёд.

Незнакомец

«Не вздумай её целовать!» – пожалуй, самая здравая мысль, то и дело влезающая в череду снующих по извилинам умозаключений. Единственная, которую я оставляю при себе, обещая неукоснительно ей следовать. И следую! Пускай тяжело, ведь она так часто заправляет за ухо непослушную прядь, обнажая тонкую шею, то и дело ёрзает на стуле, уставая от писанины, отчего свободный свитер норовит соскользнуть с плеча. Даже когда, задумавшись, она покусывает кончик шариковой ручки, вряд ли осознавая, что её пухлые приоткрытые губы притягивают мой взгляд, держусь стойко.

А стоит ощутить это невинное прикосновение, срываюсь с цепей… Они лязгают звонко, а Саша даже не вздрагивает. Ни тогда, когда я, и сам не веря, что тепло её руки мне не почудилось, ошалелым взглядом веду по хрупкой кистИ; ни в то мгновение, когда расстояние между нами становится уже неприличным. Близким. Отсчитывается не шагами от двери её спальни до моей гостиной, а несмелыми редкими вдохами, перекрикивающими даже ревущий телевизор соседа.

Остановиться! Я, чёрт возьми, просто обязан остановиться, а вместо этого, не давая себе возможности передумать, ворую невнятный звук, слетевший с девичьих губ. Не стон, не всхлип, а вполне очевидное удивление, заставляющее Сашу застыть и переплести наши пальцы. Совсем ненадолго, но вполне достаточно, чтобы я успел выпустить на волю того варвара, что несколько дней тарабанил кулаками мне в грудь, стремясь очутиться на свободе – рядом с ней, в дурмане, заволакивающем мой разум, вынуждающем разорвать нашу связь и те самые пальцы, что она испуганно сжала, запустить в стянутые тугим хвостом локоны. Резинка летит на пол, волосы рассыпаются по Сашиным плечам, а я дурею от её вкуса и запаха малиновых духов вперемежку с яблочными нотками шампуня. Миллион раз улавливал его в воздухе, а впервые вдохнув полной грудью, так жадно, что лёгкие вот-вот треснут, совсем потерял голову. Скользнув языком по нижней губе, сильнее давлю на её затылок, не оставляя шанса избежать моего вторжения, и сам едва не хриплю, когда в ответ она  приоткрывает рот и позволяет углубить поцелуй. Странный поцелуй, больше похожий на попытку напиться до жуткого похмелья, чтобы наутро не вспомнить о совершенных в пьяном угаре ошибках.