Шесть алых журавлей - Элизабет Лим

«Едва ли». Я скрестила руки. Судя по виду Рэйдзи, моего самого недоверчивого брата, они уже спорили на эту тему.

– Позже побеспокоимся о чародее, – твердо заявил Андахай. – Пока что нам нужно сосредоточиться на сети из звездного ожога. Ты справишься с этой задачей, Сиори?

А какой у меня выбор?

Я продела руку в ремешок сумки. «Разумеется, да».

– Стой, – Вандэй шумно выдохнул, напомнив всем нам, что он единственный, кто еще не сказал ни слова. – Сестра, ты так и не объяснила, почему не можешь говорить.

Я закрыла глаза. Лучше бы он не спрашивал.

Я показала кинжалом на горло, затем на братьев, и произнесла одними губами:

«Потому что вы умрете. За каждое мое слово, любой звук, один из вас погибнет».

Лица братьев побледнели. Они переглянулись, и между ними произошел немой разговор. Самым верным признаком того, что они что-то скрывали, была морщинка на лбу Андахая. Он ткнул локтем Бэнкая и покачал головой.

Да что происходит?!

– Возможно, мы просим тебя о слишком многом, Сиори, – медленно произнес Андахай. – Плести сеть будет нелегко – это болезненный, мучительный процесс. Я не хочу увеличивать твою ношу.

Я вскочила на ноги и быстро зажестикулировала: «Мою ношу?! Каждое утро вы превращаетесь в журавлей, ваши тела разрываются на части!» Я видела, как Хасё сдерживал крик, когда проклятие Райкамы вступало в действие. Видела, как бледнел Ётан, когда небо окрашивалось рассветными красками.

А я? Несмотря на все мое нытье, мне всего-то приходилось ходить с дурацким горшком на голове и молчать.

По сравнению с ними, мое проклятие было пустяком, и я с радостью возьму на себя любую ношу, лишь бы им стало легче.

– Давай подождем до завтра, – сказал Хасё. – Мы не торопимся разрушить проклятие.

«Не торопимся?». Я вскинула голову на эту откровенную ложь и сердито посмотрела на Хасё. Раньше он хранил мои секреты. А теперь?

– Мы обязаны ей рассказать, – ноздри Рэйдзи раздулись. – Отправить ее на гору в неведении было бы неправильно.

– Рэйдзи, – начал Андахай с предостережением в голосе. – Мы же договорились…

– Ты нас заставил! Она должна знать.

Я схватила Хасё за руку. «Расскажи!»

Тот потупил взгляд в пол, что не сулило ничего хорошего.

– Мы… – он запнулся, – мы сказали, что нам нужно ослабить Райкаму при помощи сети и з-забрать ее жемчужину, чтобы разрушить проклятие.

«Да, – мое терпение было на исходе. – Я это уже знаю».

– Но не сказали, что делать после того, как жемчужина окажется у тебя, – добавил Андахай с усталым, сморщенным лицом.

Я сосредоточила все внимание на нем.

– Ты должна взять ее в руки… и произнести настоящее имя мачехи.

«Ее настоящее имя?» Я нахмурилась. Да легко! Просто спрошу о нем отца, как только мы вернемся во дворец с сетью.

Тут меня осенило. Я должна произнести ее имя.

Молчанием проклятие не разрушить. Но покуда этот несчастный горшочек на моей голове, любое мое слово повлечет за собой смерть.

Из легких будто выбило весь воздух. Одному из братьев придется умереть.

Я вонзила кинжал в грязь, поражаясь жестокости проклятия Райкамы.

– Если до этого дойдет, мы все готовы рискнуть, – выпалил Бэнкай. – Не так ли, братья?

«А я – нет!» – я потрясла кулаками и вскочила на ноги, но затем снова опустилась на землю. «А я – нет…»

– Сейчас не время отчаиваться, Сиори, – сказал Ётан, обнимая меня за плечи. Но даже его глаза, которые так часто искрились весельем, выглядели смирившимися со своей судьбой.

Желая взбодрить меня, он передал мне остатки вчерашнего рагу, но я лишь вяло помешала еду в миске.

– Мы вшестером соберем все возможные сведения о ее имени, – сказал Андахай, восприняв мое молчание как сигнал, что можно продолжать. – Ты же сосредоточишься на сети. Весной мы снова полетим в Гиндару и снимем чары мачехи.

«Весной?» Я часто заморгала и вывела кончиком ложки слова на грязи:

Мы успеем приготовиться к тому времени?

– У нас нет выбора, – мрачно ответил Бэнкай. – Сиори, мы воюем с Аланди.

Слова отдались эхом у меня в ушах. «Воюем?»

– Мы исчезли, оставив отца без наследников, а у Райкамы нет собственных детей. Каган северных государств Аланди объявил о желании захватить трон Кияты и подкупил наших самых могущественных союзников, чтобы они выступили против отца. Он созвал всех великих лордов Гиндары, чтобы они поклялись в своей верности.

Я посмотрела на младших из своих братьев, сидящих с угрюмыми лицами. Еще вчера мы обнимались от радости. До чего же быстро ее сменил ужас.

Никто его не предаст. Все дома верны нам.

Лицо Бэнкая не вселяло надежды.

– Алчность – отличная мотивация, – процедил он, – и поговаривают, что кагану служит чародей.

– Его зовут Волком, – добавил Андахай, и я вздрогнула, узнав это имя. – Ты знаешь о нем?

Только из письма, которое случайно нашла. Должно быть, оно предназначалось кагану.

Я написала все, что помнила, кроме слов, которые не смогла перевести.

– Ты знаешь, от кого оно было?

Я с сожалением покачала головой. Должно быть, письмо отправил кто-то из лордов, предавших отца. Я зачерпнула ложкой рагу и с трудом проглотила его. Затем попросила одними губами: «Расскажите мне о Волке».

– Мастер Цирин предупреждал о нем. Прежде чем показать свою истинную сущность, Волк был его учеником. Он коварен, жесток и очень умен.

Но зачем ему приходить сюда? Как только он ступит на землю Кияты, его магия исчезнет.

– Сиори, чтобы быть опасным, магия не нужна, – возразил Бэнкай. – Достаточно и репутации – она посеет страх в людях. А страх – это мощнейшее оружие.

– Или… – медленно произнес Вандэй, – возможно, швы, что не пускают магию в Кияту, износились со временем. Боги не давали о себе знать уже много веков. Быть может, они решили, что пора магии вернуться в Кияту. Взять, к примеру, мачеху… и тебя.

Мне стало тошно. Я крепко сжала ложку и отставила рагу. Аппетит пропал.

– Еще рано волноваться по этому поводу, – сказал Хасё, пытаясь меня утешить. – Если повезет, государства Аланди переругаются между собой, и каган забудет о нас. По крайней мере, зима даст отцу больше времени на подготовку.

«А мне – чтобы разрушить проклятие», – подумала я.

Если кто и был настоящим провидцем, так это наша мама – ведь она назвала меня Сиори, что значит «узел». Символ того, что я последняя из ее семи детей, та, кто объединит братьев, как бы судьба ни старалась нас разлучить.