Собиратель душ - Александр Андросенко

Я продолжил:

— В третьих, все эти испытания перед включением ПРОЦа — не просто так. Судя по тому, как окружающие относятся к шифрам «Немезиды», внешнее давление — далеко не самое страшное, чего они боятся.

На этот раз она улыбнулась. Мне показалось, с гордостью. Ничего, сейчас мы ее сотрем…

— В четвёртых, ты считаешь себя самой умной из окружающих. Но даже мне ясно, что ты ненавидишь проект всего лишь на йоту меньше, чем убивших мужа террористов.

Вероника кивнула:

— Ладно, главное ты понял. Мелочи потом пройдут. Ты готов?

— К чему?

— А тебе не рассказывали?

— Мне столько всего рассказали, что голова кругом идет. О чем мне не рассказывали?

— Об остальных шифрах? О том, что является главной проблемой проекта?

— Нет.

— Тогда слушай.

Четырнадцать шифров. И ни одного человека, который бы не горел жаждой мести. Лёжа на кровати, я обдумывал слова Вероники. Она выдала мне всех, кто был в проекте, и нырнула в Барлиону.

Первым был Владислав Ионов, сын полковника внешней СБ Северо-Западного округа. На задании ему оторвало обе ноги по колено, раздробило левую кисть и обожгло около пятидесяти процентов тела. После восстановления успел поучаствовать в трёх операциях. Собственноручно уничтожил устроивших засаду на него боевиков. Погиб во время четвёртого задания. Прямое попадание в голову.

Следом на операционный стол отправилась целая семья: Мария и Олег Нестеровы с уже взрослым сыном, Дмитрием. Олег был оперативником из все того же СЗО, другом Владислава Ионова. Марию и Дмитрия подорвали вместе с ним, в машине. Ожоги, замена органов чувств, всех конечностей, ожог третьей степени 90 % кожи. Больше всех повезло Дмитрию, у него уцелела левая рука. В их лице Немезида чуть не получила приговор: сошедшие с ума Нестеровы решили разгромить лабораторию чуть ли не сразу после включения ПРОЦ. Повезло, в то же время в проекте был задействован неизвестный Веронике человек, который погиб, защищая людей, но смог вывести из строя Олега и тяжело ранить Дмитрия. Марию добили из гранатомета, когда она пыталась привести в чувство сына. После этого инцидента семьи в проект не брали.

Вероника Аксенова была шестым шифром, как считалось, самым удачным. Во всяком случае, за два года она не утратила функциональности и выполнила почти два десятка оперативных заданий.

Номер семь — самый неудавшийся эксперимент. Катерина Панкова, дочь майора СБ, была искалечена в автокатастрофе. Замена правой стороны тела, в том числе и части органов. Сошла с ума, до сих пор содержится в психушке, с уже погашенным ПРОЦем и снятыми боевыми вариантами конечностей.

Чем боевые протезы отличаются от гражданских? Всем. Более мощные сервоприводы, прочность, масса, безотказность(тройное дублирование цепей управления по разным каналам). Были варианты и со встроенным оружием. От них, впрочем, отказались — после того, как шифр номер восемь выстрелил себе в глаз сразу после того, как выполнил первое же задание. Раскопать его досье Веронике не удалось.

Я посмотрел на свои руки и внимательно осмотрел всё тело в ванной. Тонкие, едва заметные шрамы, уже зажили. Не похоже, чтобы мне заменили кости, а усилить их, наверное можно было бы и другими способами. Например, инъекциями. Для чего вспарывать конечности по всё длине? Или все-таки заменили? Хм… Но кисти не меняли. Я посмотрел на шрам у основания ладони и провёл по нему пальцем. Вроде не меняли. Какой смысл укреплять плечи и предплечья, если кисть и кулак не защищены?

Восьмой и девятый шифры были напарниками. Московская СБ, их расстреляли из автоматического оружия во время выполнения задания. Оба оказались чрезвычайно живучими, и им дали шанс в проекте. Игорь Ряднов погиб на третьем задании, Михаил Терентьев — на пятом.

На вопросы, что это за задания такие, если на них гибнут опытные оперативники, и каковы будут мои шансы, Вероника не отвечала. Советы типа: слушай меня и тренируйся, за ответы не считаются.

Десятым в проект попал Николай Николаев. Он был сыном кого-то из управленческой структуры, но досье было засекречено, ни тип модификации, ни его местоположение и состояние неизвестны. Данных об уничтожении тоже не было, но Вероника его никогда не видела.

Одиннадцатым был Пучеглазый, в быту — Жак Батлер, оперативник СБ, потерявший левую руку на задании.

Двенадцатой — Олли, полковник СБ Маргарита Плотникова. Досье засекречено. Дело было довольно резонансным, её взорвали в собственной квартире, но охрана успела вызвать скорую и зачистила взрывную команду. Скорую обстреляли по пути в Склиф, но к тому моменту Вероника и Жак уже были в составе охраны и нападение удалось отразить с минимальными потерями. Олли потеряла обе ноги, но быстро вернулась в строй. В данный момент она возглавляла их небольшой отряд.

Тринадцатым в проект пришёл Карл Стакенберг. Сын высокопоставленного члена, как охарактеризовала его Вероника. Никаких других данных не было. А, да, в Барлионе откликался на кличку Жлоб. Данные засекречены, но известно, что ему шестнадцать лет, и до того, как ему имплантировали искуственые лёгкие, парень занимался баскетболом.

— Датский баскетболист? — удивился я. — Они существуют?

— Как и русские футболисты, — ответила Вероника.

— Очень смешно! Между прочим, было время, мы выигрывали чемпионат Европы!

— Видимо, ещё когда он разыгрывался между странами, а не клубами? Слышала что-то такое.

— Интересуешься спортом?

— Чуть-чуть. Ровно настолько, чтобы заинтересовать какого-нибудь случайного мужика на улице или в баре, чтобы на меня не обращал внимание объект слежки.

Ну, а четырнадцатым был я.

Закончив рассказывать, Вероника долго молчала, прежде, чем спросить:

— Не видишь наметившиеся тенденции?

— Навскидку? — я чуть подумал. — Мне кажется, всё как-то сошло на нет. Спасение смертельно раненных, я имею в виду. Если первые шифры были практически убиты и подвергались глобальным модификациям, то постепенно операции становились всё легче и легче. Я вот, например, практически не модифицирован.

Вероника усмехнулась, после чего ответила:

— Ну да… Быстро сообразил… Как думаешь, почему?

Я пожал плечами:

— Скорее всего, слишком острые последствия посттравматического синдрома. Плюс жажда мести. И параллельно — понимание того, что хоть ты и жив, но уже ничего в твоей жизни не будет.

Я поймал себя на том, что наблюдаю за реакцией Вероники на мои слова. Она замерла, глядя в одну точку. Разморозилась только через полминуты:

— Я в Барлиону. Подумай об этом после того, как включат ПРОЦ. Сравнишь.

Естественно, после её слов я не мог заснуть, ворочался и думал о смысле жизни.