Дорога домой - Айрис Джоансен

– Когда-нибудь.

Он пообещал, что это ощущение вернется, а Джон всегда держит свое слово. Элизабет осознала это столь же ясно, как явственно осознала и многие другие свойства его характера за несколько последних, совместно проведенных часов.

– Когда-нибудь, – повторила она, поудобнее устраиваясь у него на плече. Но что-то было еще такое, что продолжало беспокоить Элизабет. Взгляд, которым смотрел на нее Джон до того, как вспыхнул этот удивительный свет. – Ребенок…

– Что?

Не открывая глаз, она проговорила:

– В ту ночь, когда родился Эндрю… Что ты положил в молоко?

Джон нежно погладил ее волосы:

– Ничего. – Она знала, что он ответит подобным образом.

– Тогда тебе незачем было заставлять меня пить теплое молоко. Я его терпеть не могу.

– Я не знал, сможешь ли ты принять мою помощь, если не прибегнуть к эффекту плацебо.

– Может быть, ты и прав. – Глубокая дрема так сильно сковала ее, что не было сил говорить. И ей хотелось отдаться на волю волн, которые подхватили ее и понесли прочь оттуда, где уже не светил этот волшебный свет…

Она еще продолжала ощущать тепло, когда на следующее утро открыла глаза. В пещере стоял глубокий мрак, только сквозь щель между валуном и входом пробивалась серая полоска утреннего света. Ее нагие груди прижимались к горячей сильной груди Джона. И при каждом дыхании она чувствовала, как ее кожа касается шелковистых волнистых волос. Что это? Боль или острое желание, вдруг пронзившее ее, заставившее соски напрячься? Элизабет в смущении отпрянула от своего спутника. Ритм его дыхания изменился, и Элизабет поняла, что и Джон тоже проснулся.

– Бет?

– Думаешь, нам уже можно уходить отсюда? Кажется, уже рассвело, – голос ее прерывался от волнения.

– Да-

Она едва слышно рассмеялась:

– Что означает это «да»? Что уже рассвело или что нам пора идти?

– Должно быть, я еще не совсем проснулся, если выражаюсь столь невнятно.

Но и Элизабет чувствовала себя также не в своей тарелке, как и Джон. Ей никак не удавалось собраться с мыслями и сосредоточиться на чем-то, кроме мысли о том, что он совершенно обнаженный лежит рядом с ней и жар его тела пронизывает ее. У нее было такое ощущение, что если она дотронется до него, то просто обожжет руку. Дыхание Джона снова изменилось: стало прерывистым и тяжелым. А ей самой никак не удавалось глубоко вздохнуть, сбросить навалившуюся вдруг на нее тяжесть.

– Как ты считаешь, они все еще где-то поблизости?

– Понятия не имею, но меня это сейчас и не занимает вовсе. Бет… – Она вдруг почувствовала, как одеяло соскользнуло ей на бедра. – Бет, мне очень трудно. И тебе, как мне кажется, тоже. Позволь мне… – Его палец коснулся ее груди. – Какие они красивые и источают такую любовь, такое острое желание… Мне хочется видеть тебя всю. – Он мягко сжал ее груди ладонями. – Позволь мне утолить эту боль желания. Дай мне войти в тебя. Дать тебе то, чего ты хочешь. И ты испытаешь такое наслаждение, о котором даже не мечтала. Мне известно…

– Свет… – она даже не знала, услышал ли Джон то, что она сказала, если бы он вдруг не насторожился.

– Нет. – Он убрал руки с ее грудей. Дыхание его было по-прежнему затрудненным. Откатившись от нее в сторону, он сжался, как от боли. И она почти физически ощутила, как ему и в самом деле было больно: от неутоленного желания, которое наполнило мрак пещеры. – Обойдемся без света. Одевайся.

– Что? – Элизабет словно опять окунулась в ледяную воду.

Он проговорил быстро, не глядя на нее:

– Я вынес нашу одежду наружу, чтобы ветер высушил ее поскорее. Может, она еще влажная слегка, но…

– Почему, Джон?

Он сделал вид, что не замечает ее недоумения.

– Потому что просохнуть до конца она не могла. Потому что я не собираюсь повторять того, что ты пережила вчера.

– Это была телепатия?

– Да, в сочетании с глубоким гипнозом. – Он поднялся и пошел к выходу. Ей хотелось, чтобы мрак поскорее рассеялся и она смогла получше рассмотреть Джона. Вчера ее сознание было настолько затуманенным, что она почти не видела его. Осталось только смутное видение крепких ягодиц и мощных ног.

– А ты меня уверял, что ты и твои люди такие же, как мы все, – сказала она, стараясь говорить как можно непринужденнее. – Что это самый обычный народ, который живет в небольшом городке.

– Так оно и есть, не считая тех изменений, которые произошли в мозгу. – В его голосе появились жесткие нотки. – Должен тебе сказать, что мы очень быстро научились использовать открывшиеся в нас возможности. Те, кто проводил опыты, не понимали, что вложили в наши руки ключ к дверце, которую пытались скрыть от нас.

– Все, кто проходил испытания?

Он помедлил совсем немного:

– Все. И то, что я проделал вчера с тобой, – сущий пустяк. Этими способностями – регулировать температуру своего тела и держать ее на нужном уровне – владеют многие тибетские монахи. И открытие тех резервов, что были глубоко в нас самих, и стало побудительной причиной, из-за которой мы решили бежать из Саид-Абубы как можно скорее. Мы не хотели, чтобы с нами обращались как с умалишенными.

– Умалишенными? – глаза Элизабет распахнулись. – Что ты хочешь сказать?

Вернувшись в пещеру и положив одежду на одеяло, он ответил:

– Поговорим об этом попозже. У меня нет желания в данную минуту пускаться в обсуждение этой темы. Сейчас я зажгу светильник. Хотя для меня нелегкое испытание видеть тебя обнаженной.

– А ты никак не можешь остановить это? Ты же проделал это со мной.

– Не получится. Я уже пытался. Элизабет увидела горькую улыбку на его губах.

– Этот крест мне придется нести до конца. – Мне не хочется, чтобы тебе было плохо, – озабоченно сказала Элизабет, натягивая на себя одежду. Материя все еще была влажной и холодной.

– Но когда ты будешь со мной, я хочу быть уверенным, что ты по своей воле отдаешься мне. И мне более чем кому-либо другому, известно, что происходит в сознании человека, когда кто-то вторгается в него. – Тон его был жестким. – Мне очень хотелось, чтобы ты пережила самые возвышенные впечатления. И когда мы наконец соединимся, я хочу, чтобы ты ощутила силу моего желания так же, как и своего собственного. Преисполнилась такой потребности, какая переполняет меня… – Он замолчал и горько рассмеялся. – Ты только послушай, что я тут несу. Одной рукой я пытаюсь притянуть тебя к себе, а второй отталкиваю. Я совсем не похож на Марка Рэмзи?

– Нет. Совсем не похож. – Джон никогда не будет таким возвышенным идеалистом, каким был Марк, но сейчас она отчетливо понимала, что ей и не хочется, чтобы Джон стал таким. Прошлой ночью, когда их сознание слилось, она увидела такой ослепительный свет, который сиял в его душе, какого она никогда не ощущала у Марка. А еще он был сильным, обладал даром власти и многими другими достоинствами. Он был страстным. Нетерпеливым, упрямым в стремлении достичь своей цели. Нет, он так же мало походил на Марка, как рассвет на яркий полдень. Но каждый из них неповторим, каждый был наделен особенной внутренней красотой. И Элизабет чувствовала, что она с Джоном должна быть вместе до конца своих дней. – Нет, ты совсем другой.