Красный свет - Т. Джефферсон Паркер

«Высокий класс, ничего не скажешь», – подумала Мерси.

Начальник полиции Санта-Аны, Эд Симпсон, назвал этот отель «беспокойным местом» и заявил, что полиция следит за соблюдением закона, но не может закрыть отель. Это придется сделать муниципалитету.

Через неделю после убийства Патти отель закрыли.

Редакционная статья в «Тастин ньюс», опубликованная через четыре месяца после убийства Бейли, содержала интересное наблюдение.

«Слухи о проституции в „Де Анса“ ходили по всему городу долгое время, прежде чем муниципалитет закрыл его. Столько же времени говорили о полицейских, посещающих этот отель. „Тастин ньюс“ остается только надеяться, что не существует связи между долговечностью этого дома греха и его предполагаемой популярностью у некоторых служителей закона. Там, где полиция вовлечена в преступность, ни один гражданин не может находиться в безопасности. Очевидно, убийство Патти Бейли помогло осознать эту трагичную истину».

Мерси отъехала назад в кресле на колесиках и вытянула ноги. Что же творилось в шестьдесят девятом году? Полицейские избивали фермеров, путались с проститутками?

Она вернулась к фотографиям новогоднего празднества в отеле «Де Анса» и увеличила их во весь экран, надеясь узнать кого-нибудь из сидящих за столиками.

Увы!

Она скопировала все три с помощью принтера.

* * *

Имя Хессе Акуны в 1969 году появлялось в газетах 238 раз, в 1970-м – 135 и в 1971-м – 50. Даже в прошлом году он 16 раз упоминался в местной прессе. Ему было девяносто пять лет, он жил в Сан-Хуан-Капистрано, в южной части округа.

Мерси вспомнила, что слышала о нем в начальной школе.

Она просмотрела статьи, опубликованные немедленно после избиения.

Акуну, лежавшего окровавленным и без сознания, обнаружил его внук Чарли рано утром в День независимости Америки. Хессе Акуна только что вышел из курятника, где собирал яйца; насколько все помнили, он делал это каждое утро. Ему было шестьдесят четыре года. Его внуку семь лет.

Неделя интенсивной терапии. Месяц в больнице. Потеря зрения левым глазом. Невнятная речь на все последующее время. Девяносто швов на голове и лице. Восемь зубов выбиты. Два пальца раздроблены.

Мерси Рейборн возмутило случившееся с этим стариком и мальчиком. Она задумалась над тем, как пикник по случаю национального праздника на подносе Салли Торнтон выглядит на фоне «подарка», который получили Хессе Акуна и его внук.

На месте преступления были обнаружены две бейсбольные биты, которыми избивали старика. Следы ног на скотном дворе, следы автомобильных шин на грунтовой дороге. Чарли видел, как трое мужчин садились в машину – светлый пикап с большими колесами, – быстро отъехавшую. Мужчины были рослыми, сказал Чарли, в масках. От испуга мальчик три дня не мог говорить.

Ферма Акуны занимала сто акров земли на юге округа Ориндж.

Мерси вспомнила, что по этому делу не было ни арестованных, ни подозреваемых.

Через пять недель после избиения Акуны статьи о нем появились в «Таймс» и «Реджистере». Он пояснил, что занимающая сто акров апельсиновая роща, принадлежавшая его предкам с начала девятнадцатого века, расположена между двумя ценными участками земли. Они стоили бы миллионы долларов, если землю привести в надлежащий вид. Но цена их возросла бы на «много-много миллионов», если участки соединить шоссе, проходящим через разделявшие их холмы. Та земля принадлежала ему.

Акуна отказывался продавать землю или разрешить провести по ней дорогу, несмотря на предложения, в несколько раз превышавшие его годовой доход от апельсинов.

Его привлекали к суду два города и округ, пытаясь распространить свою власть на данную территорию, – и он выиграл все три процесса.

Землю Акуны аннексировал один город, постройки были конфискованы за нарушение законов в то время, когда законов не существовало; потом ее аннексировал другой город, и Акуне заявили, что он может оставаться на месте.

Потом начались угрозы. Сначала от мелких торговцев недвижимостью, считавших, что наемные громилы и пожар в машинном сарае запугают его и заставят съехать. Другие намекали, что с детьми Акуны – их у него было одиннадцать – может что-нибудь случиться по пути в школу. И его детей в течение двух лет возили туда и обратно двое крепких работников.

Ему травили гербицидами деревья перед самым сбором урожая и воду в колодцах перед Рождеством, стреляли в окна дома, когда он спал с тридцатилетней женой Тересой.

По словам Акуны, все это его не пугало, а лишь укрепляло в решимости оставаться на месте. Он сказал, что фермерство у него в крови, оно вошло в кровь его предков еще до времен ранчо. Он не знает ничего, кроме апельсинов; они кормили его родителей, детей, внуков, и он не понимает, почему бы им не кормить их детей и внуков. Все ели. Все работали. Его апельсины были хорошими.

Акуна не боялся, пока однажды жарким весенним утром к нему не приехали двое на белом «мерседес-бенце» и не сообщили, что у них есть очень щедрое предложение за его землю. Он угостил их апельсиновым соком, они пили, сидя в тени у него во дворе. Предложение Акуна выслушал внимательно. По его словам, сумма называлась очень крупная, но он был вынужден отказаться по обычным причинам. Цифру он репортерам не назвал, поскольку она была «секретной». Приехавшие предупредили Акуну, что если он не примет предложения, его ждут неприятности. Он спросил, какого рода. Они не захотели ответить. Но Акуна сказал репортерам, что по их лицам было видно – люди не шутят, и когда они уехали, он понял: вскоре с ним произойдет какое-то несчастье.

Через два месяца оно произошло.

Обретя вновь способность говорить, Акуна заявил журналистам, что не собирался продавать ферму: это все равно что продать свое сердце.

Через полгода после избиения Акуны заголовки стали значительно меньше, статьи короче.

Округ снова аннексировал большую часть земли на юге, когда один город не смог оплатить коммунальные услуги. Аннексирована оказалась и ферма Акуны. Потом он перевел все ее сто акров в новую, жилую зону. Акуне вскоре предъявили требование оплатить к определенному сроку строительство канализации и прокладку линии связи. Ему было предписано в связи с постоянным проживанием оплачивать муниципальные воду, электричество и природный газ по новым ставкам – они возросли почти на пятьсот процентов. Поимущественный налог ошеломляюще увеличился на семьсот процентов. Фермерская субсидия и снижение ставки сельскохозяйственного налога больше не предоставлялись. Ему было велено вымостить все свои дороги, затем подать заявление о предоставлении этих льгот на определенных условиях «по существующей недвусмысленной статье закона». Акуна так и сделал, но в его просьбе окружной совет наблюдателей отказал тут же, 14 января 1970 года.

Акуна произвел подсчеты, обдумал их и в конце концов продал свою землю и все на ней компании «Ориндж кост кэпитал» за четыре миллиона двести тысяч долларов.