Давай поговорим! - Михаил Михайлович Попов

велик.

Наступило молчание. Леонид кусал губы, он явно получил от этого разговора меньше, чем ожидал, но достаточно для того, чтобы вопрос продолжал его мучить. Колесницын оставил в покое шевелюру, и волосы, предоставленные себе, начали постепенно сползать с холма головы, сильно омрачая облик своего хозяина. Вадик неожиданно занялся своими ногтями, как всякий дельный человек, он уделял им немало внимания.

– У них там вроде секты, такая дурная религия. Куча народу по всей стране верит в эту гору. В Голос Неба. Иногда вполне серьезные дядьки, со степенями. Но больше технари. Археологи вообще по природе циничней. А инженер, как ни странно, верит в чудеса. Настроили срубов, живут, раз в год у них такие наплывы бывают. По тыще человек. Верят, что в один момент кто-то к ним туда прилетит и бесплатно нальет вечного портвейна. И заберет отсюда.

– Куда заберет?

– Этого я не знаю. Да они и сами не очень знают, только верят, что заберут. И пытаются вычислить, когда же он, этот Голос Неба, заговорит. Считается, что на этой доске все и написано, и осталось ждать им совсем немного. Надо только собрать все осколки вместе, тогда тайна откроется.

– Спасибо, – сказал Леонид, пряча камень.

Вадик посмотрел на него неожиданно прозрачным взглядом.

– А вдруг они правы?

– Спасибо, Саня, – обратился не к нему, но к Колесницыну гость.

– Помог? – спросил тот.

– Черт его знает.

– Значит, все-таки помог.

– Надо бежать.

– А идея номер два?

– За рулем.

– Ты что, машину купил?

– С водителем.

Они вышли к «народу».

Веселье было в разгаре.

Арамис рассказывал, как удаляли аденому предстательной железы в Древнем Египте. Вероника слушала, сняв очки. Рассказ был интересный.

– Вероника, нам пора.

Короткая, не слишком бурная сцена расставания. Напоследок Арамис бросил свою последнюю шутку, видимо, имеющую самый большой успех у женщин:

– Вероника, выходите замуж за археолога. Чем старше вы будете становиться, тем он больше будет уделять вам внимания.

– Я вас провожу, – сказал все еще мокрый начальник.

Все трое двинулись к выходу.

Из кабинета вышел опустошенный лекцией Вадик и поинтересовался, почему ушла Филимонова.

Когда друзья обнимались на дорожку, Вероника спросила Колесницына, кто такая эта Филимонова.

Он пожал могучими археологическими плечами.

– Не знаю. И никто не знает. И он, когда протрезвеет, не помнит о ней.

17

– Можно вас на минутку? – сказал Аникеев.

Я вышел вслед за ним, искренне удивляясь тому, что для допроса вызывают меня, а не Марусю. Но слишком уж задумываться на эту тему я не стал. Если в таком поведении майора заключается какая-то профессиональная хитрость, мне ее все равно не понять.

Вышли на веранду.

По приглашению Аникеева (он уже ведет себя здесь как хозяин, что, впрочем, естественно) сели в кресла. Я старался не смотреть в его сторону. Я радовался возможности этого не делать. Так расстреливаемый радуется мешку, надеваемому ему на голову.

Пауза затягивалась.

Пауза становилась невыносимой. Уместно ли мне прервать ее каким-нибудь вопросом?

Каким?

Например, таким: а где же Шевяков?

В самом деле, где?

Удивительным было то, что я не обратил внимания на его отсутствие в первый же момент своего появления на веранде. В данный конкретный момент не было более важного персонажа в драме моих личных обстоятельств. А я весь внутри себя, я близок к состоянию эмоционального коллапса. Это несомненно опасно, с этим надо что-то делать.

Если уже не поздно.

Все, майор заговорил.

– Вы не могли бы попросить эту девушку, Марусю, чтобы она приготовила нам чай? Как-то сыро, вы не находите?

С тем, что на улице сыро, я согласился.

А вот чай!

Что это такое?! А, это он осторожно, не напрямую проверяет, прощупывает, каково состояние Маруси! Хотя чего ему прощупывать? Он может приказать ей явиться сюда на веранду, и все.

– Она не может приготовить чай!

Сказав эту безумную по своей смелости фразу, я посмотрел на Аникеева. Он выглядел очень удивленным.

– Почему? Я не настаиваю, я просто подумал, что если она обычно…

– Вы думали, что она прислуга здесь, а она дочь. – Я дерзил, как преступник, который знает, что будет повешен вне зависимости от его поведения.

Аникеев, извиняясь, поднял руки. Мне этого не хватило, и я добавил:

– К тому же она спит. Очень намаялась за день. И нервные перегрузки тоже. Кроме того, не надо забывать, что она совсем недавно потеряла отца.

Майор кивал, показывая, что ничто человеческое не чуждо представителям его организации. Потом он посмотрел в свой неизменный блокнот и сказал:

– Не возражаете, если я вам задам несколько вопросов?

В другое время мне бы его тон понравился. В нем слышалось искреннее участие по отношению к преданному, работящему секретарю, совсем недавно потерявшему своего шефа.

Я кивнул.

– Хотелось бы узнать, почему вы полчаса назад так яростно преследовали по улицам поселка Шевякова Евгения.

У меня чуть было не сорвалось с языка, что преследовал я не Шевякова Евгения, а Филина Леонида. Но я удержался. Ничего не сказал. Но раз ничего не сказал, следовательно, промолчал.

Тупым концом шариковой ручки майор постучал в центр блокнота.

– Я так и знал.

– Что вы имеете в виду?

– Я знал, что вы не будете отвечать. На этой даче происходит много всего необъяснимого. Вы были пожалуй что единственным человеком, поведение которого казалось мне понятным и естественным, слова которого казались мне внятными и лишенными второго дна. Теперь и вы туда же!

В голосе майора слышалась отчетливая горечь.

– Ну как вы не хотите понять, что это ненормально, когда взрослый образованный человек ни с того ни с сего кидается в погоню за кем-то. Возникает естественный вопрос, почему он это сделал.

Я изо всех сил молчал, чувствуя, что это молчание в мою пользу.

– За что вы вдруг возненавидели Шевякова?

Пришлось отделываться вздохом.

– А хотите знать, как сам Шевяков объясняет ваш поступок, хотите?

Еще бы. Любопытно было очень, но я и в этот раз счел более разумным промолчать.

– Он заявил, что вы гнались за ним с целью отомстить за смерть своего любимого научного руководителя Модеста Анатольевича Петухова.

– Отомстить?!

Аникеев кивнул.

– Он хочет сказать, что я…

– Нет, он хочет сказать, что он убил академика и вашего научного руководителя, а вы бросились на него, чтобы отомстить ему за это.

18

– Нам не пора наведаться к дому журналистов?

Вероника посмотрела на часы.

– Мало еще убили времени. Есть еще один абсолютно никому не нужный час.

Леонид полез во внутренний карман куртки, достал пухлую, растрепанную записную книжку.