Собор. Роман о петербургском зодчем - Ирина Измайлова

– Но это все, конечно же, ложь? – хмурясь, спросил мсье Пьер.

– Вы, может быть, сомневаетесь? – Огюст в упор посмотрел на него, но по выражению его лица ничего не смог понять. – Вы полагаете, что я кинулся с головой в эту бочку грязи, называемую политикой? Да я…

– Да знаю я, мой мальчик, что вы никакого отношения ни к Талейрану, ни к Витролю, ни к Вандее и ее мятежникам не имеете! – вскричал Шарло. – Но доказать-то это возможно или нет?

– О, в этом-то все и дело! – Огюст развел руками. – Моя встреча с русским царем произошла, я преподнес ему подарок, а какой, это уже не важно, важно то, что он меня милостиво принимал и выслушивал. Ручаюсь, что, займись этим какой-нибудь умный человек, ему бы просто смешно стало ото всей подобной чепухи, но тюремный следователь, с которым я беседовал и который, уверяю вас, в недавние месяцы яростно разоблачал и карал бонапартистов, готов отдать меня под суд. А суд, если только признает причастность мою к роялистам до отречения императора, может вынести мне смертный приговор, ибо это будет уже обвинение в измене присяге… Понимаете?

– Вы преувеличиваете, Огюст, ей-богу! – воскликнул мсье Пьер. – Не те сейчас времена, и его величество император скорее расположен миловать, а не карать. Суд не будет так жесток, да, я полагаю, и до суда дело не дойдет. А я приложу все мои скромные силы, дабы помочь вам, и ручаюсь, что помогу, если, конечно, найду нужные пути и средства.

– Ради Бога, найдите их! – Молодой человек посмотрел на своего будущего родственника таким взглядом, что тот потупился. – Что бы мне ни угрожало, я из-за всего этого прежде всего место потеряю: Молино, узнав, что меня отдают под суд, тут же позаботится об этом – у него и так много лишних архитекторов… Куда же мне, а? В Сену?

– Ну, милый мой, откуда такие слова? – возопил мсье Пьер. – На вас это не похоже!

Легкая краска проступила на лице Огюста, он устыдился своего порыва малодушия. Но тут же его губы скривила ироническая ухмылка, он махнул рукою и проговорил незнакомым глухим голосом, глядя не на Шарло, а в кирпичную темную стену своей камеры:

– Я устал, мсье! До мерзости… Не могу сознавать, что меня, как шахматную фигуру, двигают взад и вперед какие-то тупые безмозглые силы! Меня! Человека, творца, черт возьми, если талант в этом мире что-то значит и дает право так называться… Я ненавижу войну, а мало ли мне пришлось воевать? Мне противно унижение и раболепство… Вот сделал один раз шаг смелый и отчаянный – преподнес Александру этот самый альбом. Что это, измена? И меня винят во всех смертных грехах, среди бела дня, на глазах у соседей, хватают возле моего дома и тащат в тюрьму, и какой-то идиот, который не имеет ни убеждений, ни совести, называет меня изменником и государственным преступником, допрашивает и с грамматическими ошибками вписывает в протокол какие-то, с его точки зрения, умные фразы! Боже мой, как это перенести?!

– Успокойтесь, Огюст, успокойтесь, не впадайте в истерику! – Мсье Пьер взял молодого архитектора за руку и наклонился к нему, стараясь придать своему лицу как можно более сострадательное выражение. – Даю вам слово, я буду стараться вам помочь. Но только мне надобно уверить моих высоких покровителей, а таковые у меня, вы знаете, имеются, так вот, их надо уверить в том, что вы – близкий мне человек.

Огюст удивленно посмотрел на него:

– Куда уж ближе? Я ведь почти жених вашей дочери. Или вы мне решили отказать, коль скоро я оказался в Ла Форсе?

– Что вы, что вы, наоборот, мой дорогой! – Глаза мсье Пьера так и засверкали, и в выражении лица против его воли появилось что-то хищное, словно он кинулся из засады на жертву, которую давно поджидал. – Я как раз и хочу это подчеркнуть! Но о вашем сватовстве надобно сообщить моим высоким покровителям, а вы ведь еще и не посватались, вы все тянули… Кто же знает вас как жениха Люси? Однако же, если я покажу им подписанный вами и заверенный у нотариуса контракт… Я хочу сказать: письменное ваше обязательство в такой-то срок заключить брак!..

При этих словах Монферран, уже окончательно овладевший собою, вдруг сразу многое понял. Вернее говоря, он понял почти все, но не решился сразу сделать самый важный и самый ужасный вывод. Однако внутри у него все задрожало, он напрягся и сумел подавить готовый вылететь возглас бешенства.

– Вы находите, что это поможет? – спросил он совершенно спокойно.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – уверенно ответил мсье Шарло. – И даже захватил обязательство с собою. Вот оно. А мой нотариус согласен его заверить в ваше отсутствие при условии подлинной подписи. Пузырек с чернилами у меня тоже при себе, и перо имеется. Извольте же.

Это было уже слишком! Огюст понял, что мсье Пьер ко всему прочему недооценивает его ум, и ему захотелось запустить пузырьком в эту добродушнейшую и гладчайшую физиономию. Но вместе с тем расчет противника был слишком верен: у жертвы не было выбора!

– На какой срок рассчитано обязательство? – спросил молодой человек, разворачивая упругий лист бумаги и стараясь не показать дрожи в кончиках пальцев. – Когда я обязан заключить брак?

– Через полгода, – ответил мсье Пьер, тоже делая над собою усилие, чтобы не показать торжества.

Огюст с досады решил хотя бы поторговаться, к тому же теперь ему, как никогда, хотелось получить отсрочку, и он сказал, пожимая плечами:

– Нет, это невозможно, мсье. Вы же знаете мои обстоятельства. Через полгода я еще не смогу жениться: у меня не будет не то что денег, а и почвы под ногами. Кто знает, когда мои дела устроятся? Напишите год, и это будет то, что нужно.

– Год? И вам не стыдно? – Упрямый торгаш уже не желал уступать. – Сколько же моя бедная девочка будет ждать, а соседи судачить о ней по воскресеньям в церкви? Вы же бывали у нас в доме! Люси в вас влюблена и ни о ком другом не хочет слышать. И что за глупые мысли о деньгах? Вы же знаете, и я вам говорил: уж на свадьбу-то я деньги найду.

– А мне, по-вашему, это не будет обидно? – уже резко, едва подавляя гнев, воскликнул Монферран. – Жениться и устраивать семью на деньги тестя, это без малого в тридцать лет! Нет, я так не могу!

– А где уверенность, мой мальчик, что через год у вас будут средства? – с некоторым ехидством воскликнул Шарло. – Вы избрали себе не самое прибыльное занятие, как я посмотрю…

– На другое я не способен! – Голос Огюста зазвенел, и в глазах появилось упрямое и недоброе выражение. – И я все равно добьюсь своего, если вылезу отсюда, черт возьми! Но через полгода едва ли у меня что-то будет. Дайте мне год, мсье Пьер. Прошу вас об этом! Не срамите меня перед людьми. Я же все-таки дворянин.

Осторожность, свойственная Пьеру Шарло, иногда изменяла ему, когда он приходил в раздражение. И сейчас он не справился с собою, видя, что жертва, так крепко пойманная в капкан, вдруг показала зубы.

– Полно вам! – вскричал он сердито. – Нашли чем хвалиться… Мне хорошо известно, дорогой мой, что ваше, с позволения сказать, наследственное дворянство заработано на конюшне.