Проект «Омега» - Джеймс Паттерсон

Стая давно меня обогнала, и я прибавила оборотов. Встав во главе, слегка меняю направление. Я отлично помню, как туда добраться. Интересно, понимает Клык, куда я клоню?

Только было я рискнула на него посмотреть, как он перехватывает мой взгляд:

— Ты куда? По Ариной наводке в укромную ловушку, только ему одному известную? — на каждом слове Клыка наросло по здоровой сосульке.

— Помнишь хибару для лыжников, которую мы когда-то нашли и в которой проспали чуть не целые сутки. Может, там никого? Всем отдохнуть надо.

Он как сумасшедший трясет головой:

— Спятила! Если там никого с тех пор не было, мы всю жрачку еще в первый раз подчистили. А коли хозяева туда после нас наведались, они сразу же взлом обнаружили. И сигнализации понаставили. Первое правило безопасности: на место преступления не возвращаться.

Господи, как он меня логикой своей достает. Ведь и к доводам его не подкопаешься. Это-то меня больше всего и бесит.

— Я на эту тему подумала, — спокойно отвечаю Клыку. — Но все устали. И других вариантов нет.

— Есть! Каньон какой-нибудь надо найти, пещеру, ложбину. Там и залечь.

— В печенках у меня уже сидят и пещеры, и ложбины! — Я сорвалась, и не знаю, кто этим срывом удивлен больше, я сама или Клык. — Мне надоели бифштексы из крыс. Мне нужна крыша, кровать и еда. Такая, которую не надо сперва душить руками да зубами шкуру сдирать.

Он молча смотрит на меня, и мне мгновенно становится стыдно. Получается, я опять ему в своей слабости призналась.

Да еще в какой!

Оставив позади и Клыка, и ребят, я резко рванула вперед. Прямиком к горнолыжной хибаре.

Представь себе, дорогой читатель, слегка покосившуюся, не слишком обжитую халупу. Таких всюду полно, совсем не обязательно только на горнолыжном курорте. Так что уверена, ты сотни таких дачек видел.

Для тех из нас, у кого никакой халупы нету, идея дачки, пусть даже покосившейся и требующей капитального ремонта, кажется маловероятной и запредельной роскошью.

Как и в прошлый раз, мы приземлились в лесу в стороне от дома и, крадучись, не скрипнув ни одной веткой, подобрались поближе. Отсюда, с опушки, хорошо слышны голоса и урчание мотора. Клык зыркнул на меня:

— Я тебе говорил! С чего ты взяла, что здесь будет пусто?

— Ты все заперла? — доносится голос из машины.

— Заперла-заперла. И камин потушила, — женщина на крыльце трясет связкой ключей.

— Спасибо. У нас какие планы на следующие выходные?

— Как какие, мы же сюда опять собирались.

Женщина захлопывает за собой дверь машины, и, о чем они говорят, нам больше не разобрать. Вжимаемся в стволы деревьев и стараемся не дышать, чтобы нас не выдали облачка морозного пара.

Они уезжают. Что может быть лучше!

Теперь моя очередь трясти на Клыка головой. Оборачиваюсь и брови у меня победоносно ползут вверх.

Переждав минут десять-пятнадцать, мы вламываемся в дом нераскаявшимися малолетними преступниками.

Не думай, дорогой читатель, мы нигде ничего не ломаем, не крушим и не гадим. Мы же не воры и не бандиты. А мне еще, видно, генетики в свое время лишнюю порцию совестливости ненароком вкатили.

— Тепло! — довольно вздыхает и потягивается Ангел.

А Надж, наоборот, торопится и деловито направляется в кухню:

— Пошли посмотрим, что там в холодильнике осталось.

— Благодать, — тянет Ари. Клык злобно на него сощурился и по-вольчи показал мне зубы. Плевать. Пусть смотрит на кого хочет и как хочет. Я вслед за Надж ухожу на кухню. Крыша на сегодня у нас есть. Пора подумать о пропитании.

— Везуха, они не вегетарианцы, — радуется Надж, вытаскивая банки с тушенкой.

— Есть еще какие-то, которые еще хуже вегетарианцев. Я только слово забыл, как они называются, — морщит нос Газзи.

— Виган,[7]— я шарю по ящикам в поисках открывашки.

— Смотрите, у них тут собачья еда, — Газман откуда-то тянет бумажный мешок с сухим кормом.

Тотал уставился на него в ужасе и кричит:

— Спрячь! Немедленно убери! Чтоб глаза мои этого безобразия не видели.

Не скажу, что холодильник у них забит, но масло, джем, сыр. Пара яблок… Все, как полагается.

— Ка-а-айф, — выдыхает Надж.

Ари есть трудно: рот его совершенно изорван железом. И губы, и язык тоже. Я молчу. Мы все делаем свой выбор. И все за него расплачиваемся.

А ты, Макс, когда последний раз думала о том, какой выбор ты сама делаешь? И чье благо твоим выбором движет? Твое? Стаи? Мира?

Голос… Я его к столу не приглашала. Почему ему обязательно надо мне аппетит испортить?

«Знаешь, что… Если бы я о себе пеклась, я бы давно с книжечкой в гамаке на солнышке качалась. В теплых краях».

— Кто-нибудь понял, что тот чувак про Китай говорил? Помните, что Китай хочет нас как оружие купить? — спрашивает Игги, высыпая себе в тарелку полкоробки кукурузных хлопьев. И ничего не просыпает.

— Не знаю. Может, как шпионов. Явно не как ракетоносителей. Но, с другой стороны, кто знает, что этим ослам военным может прийти в голову. Можно к нам, например, бомбу привязать… с программным управлением. А может, про твои и Газовы пиротехнические способности слава до Китая докатилась.

Газ смеется, а я смотрю вокруг и умиротворенно думаю: «Стая моя в тепле, в сытости, и мы все вместе. Что еще надо».

Надо, например, чтобы стая хоть немного примирилась с Ари, чтобы Тотал не ныл, когда не надо. Но ничего, переживу… Бывает и хуже…

— Можно тебя на минуточку… — Клык возвышается надо мной прямой, как жердь. От его подчеркнутой вежливости мурашки бегут по коже.

— Прямо сейчас? А подождать нельзя? — Я доела остатки консервированных равиолей и выскребла вилкой банку.

— Нет, нельзя.

Я немного с ним попрепиралась. Но если Клык на взводе, послать его подальше, даже на время, вряд ли у кого получится. Даже у меня. Вздыхаю, выхожу на крыльцо и принимаю женскую боевую позицию руки в боки.

— Давай, выкладывай, — я очень стараюсь не показать ему, как все это меня достает и расстраивает.

— Выбирай! — рыкнул он, испепеляя меня глазами. — Или я, или он.

— Клык! Не стыдно тебе! — Вот уж чего-чего, а ревности я от него не ожидала. — Ревность, Клычок, — это низменное чувство, основанное на неуверенности в себе. К тому же недавно ученые открыли, что это патологическое заболевание и посоветовали лечить его на ранних стадиях. — Я пытаюсь иронизировать в надежде его образумить.