Пустая могила - Джонатан Страуд

А сразу за воротами уже стоял Локвуд, и не один, а с Квиллом Киппсом.

– Жесть! – сказал Киппс, когда мы подошли ближе. – Я видал лагеря для военнопленных, где было веселее, чем на этой ярмарке.

– Не знала, что ты тоже будешь принимать участие в сегодняшнем расследовании, Квилл, – сказала я.

– Я сам этого не знал. Столкнулся в магазине Маллета нос к носу с Локвудом, и он сказал, что вам сегодня может потребоваться помощь. Ну а так как у меня никаких особых дел не было, я, разумеется…

– Ясно, – с улыбкой кивнула я.

Судьба была не слишком благосклонна к Киппсу, который стал изгоем среди своих бывших коллег по агентству «Фиттис», и случилось это из-за того, что в последнее время он слишком часто помогал нам. Это обстоятельство в сочетании с врожденным пессимизмом означало, что в глубине души Киппса сохранялась обида, она таилась наподобие тонкой прослойки горького шоколада в кексах с малиной, которые так обожает Джордж. Кроме того, Киппсу уже перевалило за двадцать и он утратил свой Дар. Эту утрату Квилл переживал тоже очень тяжело, несмотря на то что мы подарили ему очки, надев которые можно было видеть призраков (эти очки во время одного из предыдущих расследований прикарманил Джордж). Все эти обиды и переживания в значительной степени смягчили Квилла, сделали его более спокойным и покладистым. Учитывая, что и после этого Киппс остался таким же уютным и приятным, как связанные из колючей проволоки трусы, можно представить, каким несносным он был в юности.

– Правда, очень удачно получилось, что сегодня ночью Квилл оказался свободен? – сказал Локвуд. – С ним нам будет намного веселее. – Как всегда, перед началом работы он находился в прекрасном настроении. Начиналась охота, она уже кипела в его крови, тянула вперед, к заветной цели. Куда исчез тот тихий, рефлексирующий, мучимый сомнениями паренек, с которым я была вчера вечером на кладбище? Он исчез, исчез без следа, растворился в потоке энергии и нетерпеливого ожидания. – Пойдемте же в театр, скорее. Попросим кого-нибудь показать нам его изнутри. Надо же взглянуть, как там что устроено!

Мы прошли мимо полосатых палаток, сквозь суету закрывающейся ярмарки, и приблизились к театру. Его кирпичная стена была густо оклеена афишами и листовками, приглашающими посетить «Комнату чудес Тафнелла», «Магическое шоу Тафнелла для детей и взрослых» и прочие подобного рода развлечения. Двойная входная дверь в театр была открыта, но как раз в это время какая-то девушка в униформе капельдинера и с удивительно кислым выражением лица запирала одну ее створку на железные задвижки и цепи.

– Сегодня театр уже закрыт, – сказала девушка, увидев нас. – Если хотите, могу продать вам билеты на завтра.

– Мы сюда не представление смотреть пришли, – ответил ей Локвуд. – Где нам можно увидеть Луи Тафнелла?

Он одарил капельдинершу одной из своих самых лучезарных улыбок – тех самых, которые действуют на девушек так же, как вылитое на лед ведро горячей воды. Однако эта девушка оказалась невосприимчивой к чарам Локвуда – бывают же чудеса на свете!

– Он наверху, на сцене, – неприязненно сказала она, не отнимая руки от железного засова. – Вы пришли в очень неподходящее время…

– Я понимаю, что мистер Тафнелл очень занят. Однако он ожидает нас.

– Я не об этом. Вы пришли в очень неподходящее время суток, вот что. Возможно, вскоре она уже начнет бродить по коридорам.

– Вы имеете в виду Безжалостную Красавицу? – спросила я. – А вы сами видели ее?

Девушка вздрогнула, испуганно оглянулась назад, но сказать ничего не успела: из темноты послышался знакомый голос, а следом появился и сам мистер Тафнелл – в клетчатой рубашке с подвернутыми рукавами и вздувшемся на животе жилете.

– Заходите, заходите! – Его лицо раскраснелось еще сильнее, чем в прошлый раз, завитки седых волос потемнели от пота. Он слабо, неискренне улыбнулся нам. – А я вот взялся помогать монтировщикам. После того как мы потеряли Сида и Чарли, рабочих рук-то теперь не хватает. Пошевеливайся же, Трейси! Не стой в дверях как истукан. Пропусти их, дай им войти!

Мы прошли в дверь и оказались в неуютном холодном фойе, пропахшем попкорном, сигаретным дымом и плесенью. Здесь были билетная касса и прилавок с шоколадками и банками газировки. Впустившая нас Трейси при ближайшем рассмотрении оказалась худенькой, бледненькой рыженькой девушкой, не больше чем на год старше меня. Держалась она замкнуто. Я попыталась перехватить ее взгляд, но Трейси в нашу сторону не смотрела, а очень скоро и вообще куда-то скрылась, оставив входную дверь приоткрытой.

Мистер Тафнелл тем временем расшаркивался и раскланивался с Локвудом, пожимая ему руку:

– Очень рад, очень рад, что вы пришли. Это большая честь для меня. Пойдемте, я покажу вам сцену, мы ее сейчас как раз готовим к завтрашнему представлению.

Он повел нас по широкому, тускло освещенному проходу с низким потолком и накатанным дешевой золотой краской узором на стенах. В обе стороны от этого прохода разбегались боковые коридоры. Один из них, перед которым на стене было написано «Комната чудес Тафнелла», оказался перегорожен потертым золотистым канатом.

– Как там бедняга Чарли Бадд? – спросила на ходу Холли.

– Жив пока, – ответил мистер Тафнелл, – но, боюсь, долго не протянет. Я запер его в своем вагончике на ярмарке. Сегодня днем Чарли начал орать и сорвал выступление клоуна Коко для малышей, которое шло в большой палатке-шапито. Между прочим, пришлось возвращать зрителям деньги за билеты. – Он тяжело вздохнул. – Вообще-то мне вскоре нужно будет к нему пойти. Надеюсь, мне не придется оставаться в театре после наступления темноты? Нет, я, конечно, не прочь, но боюсь, что просто буду мешаться у вас под ногами…

С этими словами мистер Тафнелл распахнул пару массивных, обитых алым бархатом дверей, и мы вошли в зрительный зал.

Честно говоря, ходить по театрам у сотрудников агентства «Локвуд и компания» нет совершенно времени. Самым близким нашим знакомством с театром можно считать тот случай, когда мы прошлым летом загнали одного упрямого Спектра в переулок рядом с лондонским «Палладиумом» и разнесли его там на атомы парой магниевых вспышек. Насколько мне известно, на стене театра до сих пор сохранилось пятно сажи, а внутри этого пятна – силуэт случайного прохожего, испуганного джентльмена в шляпе-котелке. Более тесно мы с высоким искусством не сталкивались, поэтому я совершенно не была готова к тому, что увидела внутри театра.

Зрительный зал «Паласа» отличался от его унылого внешнего вида как небо от земли. Это была настоящая золотая пещера, переливающаяся в лучах света. Мы стояли в проходе между рядами мягких бархатных кресел, в густой тени высокого балкона, а над нашими головами неярко светили электрические свечи, прикрепленные к его плавно изогнутым стенкам. За стенками балкона тоже виднелись круто уходящие высоко вверх ряды кресел. Слева и справа, ближе к сцене, в свете позолоченных канделябров можно было рассмотреть приподнятые над партером ложи. Впереди над центральным проходом возвышалась сцена, залитая, в отличие от зрительного зала, ослепительным белым светом прожекторов и обрамленная с боков кроваво-красными занавесями кулис. На сцене работали несколько молодых парней, они подметали доски сцены, передвигали с места на место ярко раскрашенные кубы и корзины. Парни все делали молча, слышно было лишь их тяжелое дыхание. Акустика в театре была великолепной – любой произнесенный на сцене звук был слышен даже в дальнем конце зала.