Последняя бездна - Ольга Покровская

Но было поздно. Лицо Дмитрия мгновенно замкнулось, словно окаменело. Он не был больше интересным, располагающим к себе, в чем-то даже авантюрным ученым, как сегодня утром. И пышущим злобой грубым мужланом, как пять минут назад, тоже не был. Нет, он как будто бы за одну секунду стал каменным изваянием, неким истуканом, сохранившим лишь внешнее подобие человека, на самом же деле лишенным души.

– Простите… – тихо произнесла Мария, прижимая пальцы к губам, будто пытаясь перехватить вырвавшиеся у нее жестокие слова.

– За что? – скептически спросил он, вскинув бровь. – По существу, вы правы. Но обсуждать с вами ту ситуацию я не буду, потому что вы ничего о ней не знаете.

– Но вы могли бы мне рассказать, – осторожно предложила Мария.

И тут же стушевалась под насмешливым взглядом Дмитрия. Он посмотрел на нее так, словно в жизни не слышал большей нелепости. И в целом Мария его понимала. С какой стати он станет рассказывать что-то ей, посторонней женщине? Только на основании того, что сегодня утром, в подводном мире, между ними возникло некое единение, духовная связь? Если предположить, что ей самой все это не померещилось… Но даже если некое чувство между ними и правда было, то по возвращении на корабль оно немедленно оказалось похоронено под градом взаимных упреков. И швырнув Дмитрию в лицо свою последнюю неосторожную фразу, Мария сама отсекла всякую возможность их дальнейшего сближения.

– Вам пора на корабль, – сухо сказал Дмитрий. – Вас уже ждут.

Обернувшись, Мария увидела замершего у борта Стивена. Поймав ее взгляд, он широко улыбнулся и призывно замахал ей рукой.

– Да, – кивнула она.

Уходить не хотелось. Тем более – так. Но как все исправить, Мария не знала. Командовать подчиненными в лаборатории было не в пример проще, чем строить взаимоотношения с обычными людьми.

– Дмитрий, – осторожно начала она.

Шагнула ближе и прикоснулась к его руке где-то в районе локтя – сделала то, что ей так хотелось сделать там, под водой. Он искоса посмотрел на нее, но руку не стряхнул. И Мария сочла это хорошим признаком.

– Дмитрий, мне очень жаль, что все так получилось и мы снова друг друга не поняли. Я очень благодарна вам за это подводное путешествие. Никогда еще я не испытывала таких ощущений. Вы подарили мне возможность увидеть Кавачи совсем близко. Спасибо вам! И, пожалуйста, приезжайте еще! Мне очень приятна ваша компания, – тут она испугалась, что сказала лишнее, и добавила: – Всегда интересно обсудить имеющиеся результаты с понимающим человеком и получить непредвзятое мнение.

Дмитрий помолчал пару секунд и, кажется, тоже решил разрядить повисшее между ними напряжение, сказал:

– Вы тоже меня простите за эту вспышку. Просто перенервничал.

– Ну, тогда увидимся? – улыбнулась Мария, постаравшись вложить в улыбку все свое обаяние.

Она снова сжала локоть Дмитрия, а затем развернулась и бодрым шагом пошла к ведущим на борт «Фреи» сходням. Едва ступив на них, она обернулась и махнула Дмитрию рукой. Он все так же стоял, не двигаясь, скрестив на груди большие руки, словно пытаясь отгородиться от невидимой опасности, и смотрел на нее, прищурившись от яркого солнечного света.

Боже, как он злился на эту женщину! От ярости буквально темнело в глазах и перехватывало дыхание.

Но, несмотря на гнев, Дмитрий отлично понимал, что, по сути, предъявить ему нечего: он действительно сам согласился прокатить ее на подводном тракторе. И она и вправду не принуждала его подходить ближе к вулкану и подвергать их опасности. Она просто попросила, а он послушался. Даже не особенно и возражал.

Так что в целом он понимал, что ярость его иррациональна, и злиться ему, по сути, нужно на самого себя. И все же он злился – злился на Марию за то, что она заставила его испытывать чувства, о которых он давно забыл. Он привык считать себя неспособным на них. Сначала, когда она сидела рядом с ним в кабине трактора, ему почему-то невероятно приятно было осознавать ее восторг и чувствовать радость от того, что удалось ее впечатлить. Он потому и старался подводить трактор поближе к различным подводным диковинам, лишь бы снова услышать ее тихий восторженный вскрик, увидеть вдохновленный блеск ее глаз. Идиот! Увлекся, как мальчишка-школьник, радостно демонстрирующий однокласснице свои таланты: а я еще и жонглировать могу, и ушами шевелить. Тьфу, вспомнить стыдно!

Но самым худшим было даже не это. Хуже всего было то, что он испытал позднее, когда Кавачи показал свою мощь, едва не лишив их жизни. Его вдруг просто сковал страх, утробный панический ужас, о существовании которого он, казалось, давно забыл. В последний раз он испытывал такие эмоции много лет назад, когда погибла любимая женщина и разрушилась вся его жизнь. Он думал, что ему больше не жить, но со временем глубокая рана все же затянулась, оставив на сердце болезненный рубец. И взяв себя в руки, собрав себя по кускам, он дал себе слово, что никогда больше в жизни не испытает подобного. Лучше навсегда остаться одному, чем вновь испытать ужас от того, что подверг опасности чужие жизни. Да не просто чужие, а жизни людей, которые по какой-то причине ему небезразличны.

Много лет назад он поменял род деятельности, чтобы больше никогда не брать ответственности за других. Нанялся работать метеорологом, стал ездить в самые удаленные уголки мира, жить отшельником, ни с кем близко не сходиться – лишь бы не повторить того, что случилось. И вдруг, незаметно для самого себя, опять вляпался в подобную историю. Как? Почему? Когда это произошло? Когда на его метеостанцию заявилась незнакомая женщина с красивым лицом и золотистыми волосами? Да ерунда! Он взрослый человек, способен держать себя в руках и не покупаться на внешнюю привлекательность. Так, может, когда он впервые заговорил с ней о науке, и она подкупила его своими знаниями, интересными суждениями и гипотезами, энтузиазмом к любимому делу? Или его так сильно задело то, что Стивен посоветовал Марии не доверять ему, Дмитрию? То есть в нем взыграли мальчишеские амбиции? Какое ему в целом дело до Стивена, до Марии, до всей этой экспедиции? Он ведь знал, что о нем судачат на островах, что в порту ходят слухи о его прошлом, искаженные и приукрашенные при передаче из уст в уста. Но это никогда не было для него проблемой. Какое ему, в конце концов, дело до того, что думают о нем посторонние люди? Тогда почему же в этот раз он так завелся?

В тот день, когда Мария, тепло попрощавшись с ним, несмотря на предшествовавшую ссору, махнула ему рукой и перепорхнула на борт «Фреи», Дмитрий был уверен, что больше никогда ее не увидит. Слишком он испугался неожиданно нахлынувших чувств. После стольких лет пребывания в относительном душевном покое, в умело созданной им толстокожей броне было больно чувствовать то, что он чувствовал к Марии. Он твердо решил больше не иметь ничего общего ни с ее экспедицией, ни со склочным хозяином судна «Фрея», ни с Марией. Женщиной, которая беспокоила его, заставляла совершать несвойственные ему поступки и будила давно похороненные чувства.