Командовать парадом буду я! - Михаил Барщевский

– Но платить-то много, добрчеловек… Нету у меня… Рублей пятьдесят хватит? А отсудишь мне мои пятьсот, я еще пятьдесят дам. Не обижайся, нету больше. А стирать много уже трудно. И эти машины стиральные хлеб отбирают…

Вадима поразило упоминание конкуренции со стиральными машинами. Однако задумываться над профессиональной трагедией Марии Ивановны он не стал.

– А почему пятьсот, Мария Ивановна? Вы же говорили, что до брака тысячу накопили.

– Так ведь ему ж супружья доля полагается. Мне так другой адвокат вчера разъяснил. Ты еще молодой, добрчеловек, может, не знаешь? – В голосе Марии Ивановны засквозили признаки недоверия.

– Нет, Мария Ивановна, знаю! – резко ответил Вадим. – Знания не возрастом определяются, а наличием или отсутствием мозгов! – Вадим разозлился не на шутку. Намеки на возраст выводили его из себя. Можно сказать, реакция была не вполне адекватная.

Женщина почувствовала, что сказала не то, испугалась и запричитала:

– Ну, как скажешь, как скажешь. Тебе, сынок, лучше знать. Я ж неграмотная!

– А у кого вы вчера были? Как фамилия адвоката?

– Так простая такая… Рабинович.

«Во, класс! Для неграмотной русской бабы фамилия Рабинович – простая! Обычная то есть». Будучи сам наполовину евреем, Вадим антисемитизмом не страдал. Только очень не любил, а точнее стыдился глупых евреев. Коллега Рабинович был классическим примером глупого еврея. А глупый еврей – это уже всегда чемпион по глупости. По наблюдениям Вадима, ни русский, ни татарин, ни представитель любой другой национальности, сколь бы глуп он ни был, все равно оказывался умнее глупого еврея. Обидно – но факт.

– А что ж вы к нему не обратились? Может, он ваше дело в суде бы и провел? – неизвестно зачем спросил Вадим.

– Знаешь, добрчеловек, не умный он, Рабинович-то. Не верю я ему. Еврей должен умным быть, а он – нет.

«Ни фига себе! – чуть не брякнул Вадим. – Ты, мать, даешь! Вот бабская интуиция! Как она поняла?»

Почему-то именно в эту минуту Вадим вспомнил наказ годичной давности: «Помогай бедным! Это профессиональный императив». Вадим, которому и так женщина была очень симпатична, а дело – с юридической точки зрения представлялось элементарным, вспомнив слова Великого, принял решение без колебаний.

– Я приму ваше дело, Мария Ивановна! Обещать ничего не буду, но постараюсь всю вашу добрачную тысячу вам отсудить. Платить не надо. Дело проведу без гонорара.

При этом слове тетка вздрогнула, видимо не поняв его значения и испугавшись неблагозвучия – «го-но-ра-ра», как воронье карканье.

Вадим заметил реакцию и уточнил:

– Бесплатно. Без денег. Только…

– Нет! Без денег нельзя! Без денег – это что – милостыня? Я не нищая!

«Это не гордыня! Это – гордость!» – подумал Вадим.

– Давайте договоримся, отныне я решаю, что и как надо, а вы – слушаетесь! Хорошо?

– Да, сынок, как скажешь!

«Хорошо, что не добавила „барин"», – усмехнулся Вадим.

Оформили соглашение на ведение дела. До суда оставалось две недели.

Прошло несколько дней, и Вадим наконец выбрал время поехать почитать дело. В принципе, и так все ясно. Добрачное имущество разделу при разводе не подлежало, и тысяча рублей Марии Ивановны должна была ей вернуться. Но это при условии, что удастся доказать, что эта та самая тысяча. Вадим забыл, что ему говорила клиентка, то ли деньги были у нее на сберкнижке на момент регистрации брака, то ли муж положил их на свою после брака, то ли и то и другое. Звонить Марии Ивановне и спрашивать было неудобно, и он ругал себя последними словами за невнимательность. Трать время, езжай в суд, жди, пока канцелярия найдет дело, ищи ответ в документах. Глупо!

В Киевском суде, куда ехал Осипов, знакомых у него не было. Рассчитывать на помощь кого-нибудь из судей или секретарей не приходилось. Это в своем, Дзержинском суде, при котором работала родная консультация Вадима, он знал всех.

А здесь… Но повезло – народу было мало, девчонки в канцелярии оказались и приветливыми, и проворными.

Через 20 минут Вадим перелистывал подшитые в картонную папку документы. Заявление о расторжении брака, о разделе имущества, отзыв на иск, копия свидетельства о регистрации брака, выписка из домовой книги… Все это было неинтересно. А! Вот! Выписки из лицевых счетов в сберкассе.

Оп-па! Вот этого Вадим никак не ожидал. Не веря своим глазам, он закрыл дело, зажмурился, помотал головой. Достал из портфеля чистый лист бумаги и стал составлять хронологию.

Уже в первые месяцы работы в консультации заведующий наставлял Вадима:

– Ты еще долго будешь безграмотным юристом. Ни знать законы, ни понимать их правильно быстро научиться нельзя. А в институте это и вовсе не проходят. А потому запомни: единственный способ помочь клиенту – изучить на документах даты, подписи, совпадение фамилий понятых и прочие технические вещи. Здесь знания не нужны – только внимание и добросовестность.

Говорил заведующий, правда, о делах уголовных, но правило это Вадим усвоил. Хотя полагал, что и со знаниями у него все в порядке.

Итак. Брак зарегистрирован восьмого апреля. Со счета Николая Ивановича Старостина шестого апреля снято 10 тысяч рублей. Счет закрыт. Десятого апреля открыт новый счет в той же сберкассе. Внесено 11 тысяч. Деньги положены на книжку после регистрации брака. Значит… А это значит, что Мария Ивановна может претендовать на супружескую долю – пять тысяч! Ничего себе! Вадим аж подпрыгнул на стуле.

Стоп! Стоп! А откуда эти деньги? Может, он с другого своего счета перевел? Нет, вроде никаких других его счетов в деле нет…

Так… А что у нас со счетом Марии Ивановны? Есть! Есть, красавец. Добрачный! Закрыт… десятого апреля. Ясно, противная сторона скажет, были деньги, но потратили на нужды семьи. Стандартное объяснение. Плохо.

Ого! Закрыт-то он на сумму 11 тысяч! А?.. А, вот в чем дело! Шестого апреля на счет внесено 10 тысяч.

Итак. Похоже, все обстояло следующим образом. Шестого апреля Старостин закрывает свой счет в сберкассе. В этот же день эти же 10 тысяч вносятся на счет Марии Ивановны, где уже лежит тысяча рублей. Восьмого апреля регистрируется брак. Десятого апреля ее счет на 11 тысяч закрывается, а на его имя открывается счет на те же 11 тысяч. В той же сберкассе. Понятно…

Ну, ладно, «до встречи в эфире, дорогие радиослушатели»…

Вадим, довольный, закрыл дело, убрал в портфель листок с записями и пошел сдавать судебный фолиант в канцелярию.

Наступил день суда. Это для Вадима – «день суда», а для Марии Ивановны так просто «судный день»! Она стояла у входа в зал судебных заседаний и ждала адвоката. Он, разумеется, не опоздал, но пришел в последнюю минуту. Казалось, впрочем, будто Мария Ивановна вовсе не волновалась, что Вадим припозднился. На ее лице эмоции не читались, она была бледна, периодически очень тяжело вздыхала, так, словно ей не хватало воздуха долгое время и вдруг неожиданно дали дышать. Тут же покрывалась красными пятнами, для которых, видимо, и был нужен свежий вздох, и опять надолго замирала. Даже глаза не двигались.