Тайна лабиринта. Как была прочитана забытая письменность - Маргалит Фокс

Открытие Блегена угрожало теории Эванса о минойском превосходстве: хотя Эванс утверждал, что материковая Греция была пограничным форпостом высокой критской культуры, теперь нашлось доказательство тому, что здесь была письменность, очень похожая на линейное письмо Б, и использовалась она для ведения хозяйственной документации в микенском дворце. Еще хуже для теории Эванса было то, что дворец в Пилосе был на два века моложе сожженного и разграбленного кносского.

Эванс, уже 80-летний, публично не комментировал находку Блегена, но держался за свой идеал минойского господства. По его мнению, Пилос был лишь критской колонией, перенявшей минойскую письменность и имевшей счастье уцелеть после разрушения Кносса. С уверенностью можно было сказать, что в области эгейской древней истории открытие Блегена было наиболее важным с тех пор, как Эванс нашел таблички в Кноссе. Теперь каждый ученый, работавший с линейным письмом Б, жаждал увидеть таблички из Пилоса.

Письмо Кобер к Блегену было, пожалуй, еще почтительнее, чем отправленное Майрзу. Увы, Блеген отказал:

Хотя доступ к пилосским надписям позволит Вентрису взломать код, Кобер удалось увидеть не многие из них: возражения Блегена оставались в силе долгие годы. Это был удар, но не смертельный. “Я пессимист, – писала Кобер в 1947 году. – Я готовлюсь к лучшему, но ожидаю худшего. Поэтому обычно я бываю приятно удивлена”.

В любом случае материала накопилось предостаточно. У Кобер была масса данных из Оксфорда для сортировки и анализа, списки знаков и вокабул – для сопоставления, а также каталожные карточки, которые нужно было нарезать, перфорировать и разметить. (Она не сумела скопировать все 2 тыс. надписей, однако в ее распоряжении находилось теперь почти 1800 надписей.) Также она приняла приглашение Джона Франклина Дэниела стать членом редколлегии “Американского археологического журнала”, чтобы помочь с рукописями о минойцах, присылаемыми авторами “с крякнутой черепушкой”. “Я вполне могу считаться специалистом по крякнутым черепушкам”, – ответила Кобер, получавшая бредовые “полинезийские” откровения некоторых своих пылких корреспондентов.

Кроме того, вскоре по просьбе Дэниела она начнет работать над своей третьей большой статьей. У Кобер уже было два крупных достижения: доказательство того факта, что минойский язык был флективным, и выявление соединительных знаков, на которых держалась система записи склоняемых слов. В третьей статье она откроет ряд скрытых отношений между знаками линейного письма Б.

В сентябре 1947 года кончился стипендиальный год, и вскоре Алиса Кобер, как она с грустью сообщила Джону Франклину Даниэлу, вернулась “в академическую упряжь” Бруклинского колледжа. Несколькими месяцами ранее Кобер написала Сундваллу: “Должно быть, замечательно, когда с преподаванием наконец покончено и ты можешь сказать себе, что теперь можно просто учиться”. (Сундвалл был тогда на пенсии.) Но еще до конца года Сундвалл и Дэниел соблазняли ее возможностью побега.

В то время таблички с линейным письмом Б оставались недоступными: кносские хранились в Музее Ираклиона, а пилосские – в Афинах. Как и многие европейцы, Сундвалл боялся еще одной войны на континенте. Летом 1947 года он предложил Дэниелу идею: убежище для табличек нужно найти в Соединенных Штатах. Тот с восторгом ее принял.

Дэниел – молодой (около 35 лет) блестящий специалист, увлеченный эгейской архаикой и обладающий, казалось бы, безграничной энергией – был похож на человека, способного осуществить этот план. “По сравнению с вами ураган – не более чем легкий бриз, но при этом вы конструктивны”, – однажды восхищенно написала ему Кобер. В качестве вероятного места хранения табличек выбрали Филадельфию: в случае войны нападение на этот город казалось менее вероятным, чем, например, на Нью-Йорк. Дэниел приступил к деликатной миссии – нужно было убедить Пенсильванский университет учредить институт (Центр лингвистических исследований минойской культуры), который занялся бы изучением критской письменности.

Затем Дэниел пригласил Кобер на должность главы Центра. “Вы единственный человек в стране, настолько глубоко погруженный в материал, – писал он в начале сентября 1947 года. – Приняли бы вы участие в таком проекте, если бы он стал возможным?” С прагматичным пессимизмом Кобер возразила: “У меня есть работа, которая далека от идеальной… но за нее хорошо платят. Конечно, я не собираюсь держаться за нее всю жизнь, но пока то, что мне действительно нравится [фундаментальные исследования], доступно лишь мужчинам”.

Дэниел осаждал ее несколько недель. “Я преподаю в этом семестре греческую и римскую литературу в переводе и Вергилия школьного уровня – я едва могу это сдюжить, – писала она в конце сентября. – Я не смею сказать «нет», но и не смею сказать «да»”.

Деньги очень заботили Кобер. Она писала, что в колледже у нее “высокая для женщины-преподавателя ставка”, более 6 тыс. долларов в год – около 62 тыс. долларов сегодня. “Я знаю достаточно о заработках научных сотрудников-женщин и понимаю, что не смогу улучшить свое финансовое положение по крайней мере в ближайшие десять лет, – писала она Даниэлу. – Если бы не тот факт, что у меня есть мама, это не имело бы никакого значения”.

Несколько месяцев Дэниел продолжал интриги, и работа все сильнее тяготила ее. Неожиданно из Пенсильванского университета ушел Роланд Кент, известный профессор-индоевропеист, и Дэниел воспользовался этим поводом для привлечения Кобер в университет, предложив ей разделить свое время между руководством Минойским институтом и преподаванием греческой фонологии (этот предмет был ей ближе школьного Вергилия).

“Не рассчитывайте слишком, потому что я довольно молод для университетской политики и мое слово, возможно, весит даже меньше, чем я смею думать, – предупредил Дэниел осенью. – Кроме того, боюсь, есть некоторое предубеждение против назначения преподавателями женщин. Не знаю, насколько оно сильно – скоро мы это выясним”.

В декабре Дэниел написал Кобер, что, если он сможет это устроить, то в Пенсильванском университете появится курс критской письменности – отчасти на основе ее разработок. Она попалась на крючок: