Месье, сделайте мне больно - Жан-Пьер Гаттеньо

– Зачем вам ключи от моей машины?

– Нужно открыть капот, а потом, после того как поставлю аккумулятор, проверить, заведется ли она.

Это было очевидно. Однако вместо того, чтобы меня успокоить, этот довод только усилил мое недоверие. Чего он, собственно, хотел? Проверить, заведется ли машина, или находилось ли тело Ольги в багажнике? Странно, он ни слова не сказал о ней в течение всего разговора. Однако он наверняка видел ее фотографию в газетах. Следовало ли принять его молчание за угрозу или за отсутствие интереса? Я не знал, что думать.

– Не волнуйтесь, – добавил он, – я займусь только аккумулятором, все что находится в машине, меня не касается.

На этот раз у меня больше не осталось сомнений, у него была какая-то задняя мысль. Но эта манера говорить намеками начинала выводить меня из себя. С этим типом невозможно ни в чем быть уверенным. Действительно ли он подошел к Май Ли, чтобы обменять деньги? В самом ли деле хотел помочь мне поменять аккумулятор? В конце концов, чтобы узнать это, следовало принять его предложение. Во всяком случае, он справится с этим лучше, чем я. И потом, чем я рискую, если буду там, чтобы присмотреть за ним? Не собирался же он открывать багажник в моем присутствии или заставлять меня это сделать.

– Договорились, – ответил я, – встретимся рядом с машиной сегодня в восемь часов. Я принесу аккумулятор и все необходимые инструменты. Вы сможете спокойно этим заняться, а я вам помогу, если понадобится. Это вас устроит?

– Никаких проблем, шеф, – сказал он, поднося палец к своему колпаку Деда Мороза, – можете на меня рассчитывать.

На этом я распрощался с ним до вечера.

Вернувшись к себе, я обнаружил привычную почту: реклама, предложения подписаться на журналы, посвященные психоанализу, счета, письмо из Государственного казначейства и еще одно из Коллегии врачей, напоминающее, что я не оплатил свой членский взнос. На автоответчике было сообщение от Флоранс «Чикаго – чудесный город, – говорила она. – Люди очаровательные, а психоаналитики – такие же олухи, как и у нас. Короче говоря, все хорошо. Я возвращаюсь в следующий понедельник, и мы сможем поужинать в среду в «Гран-кафе Капуцинов», как обычно. А пока желаю тебе хорошо провести выходные с Мэтью».

Было три часа дня. Я не заметил, что так долго пробыл с Геростратом. Из гостиной не доносился шум пылесоса. Май Ли не пришла, вероятно, из-за своих свидетельских показаний Может, мне стоило начать искать новую домработницу? Но об этом еще рано было думать, и меня ждали более срочные дела.

Аспирину удалось снять мигрень и боль в руке. Я пошел в кабинет. Запах, оставшийся со вчерашнего дня, постепенно исчез. И все же лишняя предосторожность не повредит, и я побрызгал дезодорантом на кушетку. Все теперь было на своем месте, можно было принимать пациентов.

В этот момент меня охватила странная тоска, причину которой я не мог себе объяснить. Мне казалось, что я забыл что-то важное, но не мог вспомнить, что именно.

Не успел я поразмыслить над этим толком, как раздался дверной звонок – пришел мой первый на сегодня пациент.

Пятница была одним из самых насыщенных дней. Как и у многих моих коллег, часть пациентов составляла профессура. Но по странному совпадению именно в этот день их бывало большинство.

Часто, увлекшись психоанализом, они начинали путать кушетку с кафедрой, ассоциации идей с их сопряжением. В стремлении блеснуть они позволяли себе ассоциации крайне высокого уровня. Послушать их, так их любовные трудности, боязнь перед жизнью, детские страхи могли быть истолкованы только в контексте той или иной проблематики Аристотеля или Платона в сочетании с небольшим количеством Фрейда или Лакана. Еще немного, и они указывали бы мне на библиографию, прежде чем уйти. Я встречал некоторых из них в Париже-VIII, когда читал там лекции. Только тогда они осознавали, кем я был и зачем они ко мне приходили. Увидев меня, они казались напуганными и прибегали к разного рода уловкам, чтобы миновать меня. Резко поворачивали назад в коридор с таким видом, будто где-то оставили книгу, погружались в размышления, избавлявшие их от необходимости меня видеть; или же удостаивали меня, если не было другого выхода, сдержанным приветствием, напоминавшим то, которым обменивались мои пациенты в зале ожидания. Днями позже, на кушетке, я получал право на их исповедь вперемешку с извинениями за потрясение, причиной которого явилось мое присутствие в месте, где они меня не ожидали.

С этим пациентом был как раз тот самый случай. Преподаватель лингвистики, так и не оправившийся от встречи со мной в писсуарах университета на прошлой неделе. Он видел в этом один из эффектов внезапности, которыми изобилует, например, комедия дель арте и о которых Фрейд разработал теорию в работе «Остроумие и ею отношение к бессознательному», тогда как со своей стороны я приписывал его неловкость открытию, что, какой я там ни психоаналитик, а и мне случается опорожнять мочевой пузырь. Прямо перед ним специалист по германской филологии пустился сравнивать страдания юного Вертера у Гете и свои собственные, и мне не хотелось долго мусолить опыт встречи в туалете. Я побыстрее закончил, отметив про себя, что он, очевидно, никогда не замечал, что у его родителей были половые органы, и пригласил следующего пациента.

Было почти семь часов. Я без перерыва проработал всю вторую половину дня. Через час встречусь с Геростратом у «Вольво», он установит новый аккумулятор, потом настанет моя очередь действовать. Если мне хоть немного повезет, я покончу с этой историей, которая отравляла мне жизнь. Потом… Потом посмотрим. Но до того момента мне еще следовало принять моего Семяизвергателя. По своему обыкновению, он пришел вовремя. Он показался мне взволнованным и напряженным. Вытянулся на кушетке, помолчал несколько минут, потом вынул из кармана газету и протянул ее мне. Одна из тех, что я видел утром. На первой странице была фотография Ольги.

– Понимаете, – сказал он, – она убила своего мужа! Я узнал эту новость вчера вечером. Тогда я понял, почему вас не было. Из-за нее. Возможно, полиция вызвала вас по этому вопросу. Я не мог поверить, что она это сделала. Только не такая женщина, как она. Однако мне пришлось это признать. Я прочитал все газеты, прослушал все информационные выпуски по радио и телевидению. Никаких сомнений, она убийца. Понимаете? Я не знал, что она была замужем, что ее звали Ольгой Монтиньяк. Это было красивое имя. Теперь это имя убийцы. Ее муж был мошенником, об этом часто писали в газетах, но как я мог провести параллель между ними? Что могла делать такая потрясающая женщина рядом с подобным типом? Она убила его из-за ревности? Ну и ну! Как будто у этих существ есть чувства. Когда связываются с жуликом, это может произойти только по низменным причинам. Она его убила, потому что он с ней слишком торопился, не оставлял ей времени как следует получить нагоняй. Других причин нет. Вот за что женщины обижаются на мужчин. Кому, как не мне, об этом знать. Женщин, которые заставляют вас подобным образом платить, потому что им чего-то не хватает, – таких полно. Наслаждение или расстрел! Вот их кредо!

Это был, по меньшей мере, оригинальный портрет Ольги. Тем не менее он показался мне отчасти верным.