Сердце предводителя демонов - Ясмина Сапфир

тебе слово… — теперь Хортон просто рычал диким зверем. — Я сделаю так, что в твоих домах и квартирах никогда света не будет! Веришь?

Чиновник только кивнул.

— Считаю до трех… — предупредил Хортон.

— Ччтто мне ссделать? — заикаясь промямлил чиновник. — Что мне сделать? — взвизгнул уже совсем не своим голосом.

— Сам знаешь! Счет пошел!

Хортон бросил новый портал — и они с Мадленой оказались в ее доме как раз к моменту включения света.

Амазонка с минуту пораженно смотрела на пожирателя. А затем хихикнула:

— Да ты террорист!

— Нет я несу людям и демонам то, чем они награждают других. И это лишь их выбор, если это нечто плохое.

— Думаешь, иначе не поймут?

Мадлена села за стол и Хортон налил им обоим чаю. Разместился напротив амазонки.

— Все существа эгоистичны по своей природе. Они понимают все только на собственной шкуре. И думают только о себе.

— Даже ты? — поразилась она.

— Естественно. Я ничем не хуже и не лучше других.

— Значит ты думаешь о себе, когда заботишься обо мне? Когда помогаешь? И сегодня, когда защищал?

— Да.

— Не понимаю…

Мадлена буравила лицо Хортона взглядом, словно пыталась досверлить им до мозга.

Но пожиратель и не собирался лукавить. Только не с ней. Никогда.

— Ты нужна мне. И в самом лучшем расположении духа. Мне важно, как ты себя чувствуешь. Нужны еще пояснения?

— А как вы обходитесь с теми, кто серьезно обидел ваших близких?

— Мы дарим близким их головы и гениталии. В знак того, что они больше не будут плодиться и осознали свою ошибку.

— Всегда?

— Да.

— Это жестоко. Я слышала про этот обычай. Но думала, что он уже в прошлом…

— Нет.

— Сейчас ведь у нас цивилизованное общество…

— Это не менее жестоко, чем традиция людей принимать во всякие студенческие братства с помощью издевательств. Для примера.

— Но ведь студенты остаются живы…

— В этом и суть. Когда ты мертв, ты уже не испытываешь унижений и не страдаешь.

— А вам не страшно, что вас тоже однажды попытаются так… эм… расчленить? В смысле вот таким же образом…

Мадлена аж передернулась. Выпрямилась, вся подобралась.

Хортон отставил чашку и накрыл ее руки своими. Сжал. И повинуясь какому-то порыву, а скорее даже внутренней потребности, погладил пальцами мягкие женские ладошки.

— Нет. Я достаточно силен, чтобы себя защитить. И чтобы надежно защитить своих близких.

— Значит ты уверен в своей силе?

— Я уничтожал врагов еще когда людей на Земле не существовало. А теперь у меня самая сильная мотивация.

Мадлена крутила в руке чашку и молчала, ковыряя лицо Хортона взглядом так, словно раскопки там проводила. Раскладывала по полочкам окаменелости. Его эмоций, его мимики, выражения его глаз и всего остального вкупе.

Ну да. Он древняя окаменелость, ему невесть сколько лет.

Но почему он все еще чувствует себя настолько живым?

Он ничего не скрывал. Даже не пытался держать лицо.

Позволил ей все увидеть. До донышка этих чувств к ней, которые все выжигали в душе, но одновременно и воскрешали, буквально вынуждали восстать из пепла.

— Э-э-э… Почему сейчас у тебя самая сильная мотивация? — наконец, все же спросила Мадлена. Решилась. Рискнула. Поставила все на карту. Хортон это тоже отлично видел. Что ж. Он тоже пойдет ва-банк.

Выложит на стол все козыри — и раскроется окончательно.

— Потому, что теперь есть ты.

— То есть из-за меня ты готов на большее, чем из-за своих боевых товарищей? Аскольда Гойского, которому ты верой и правдой служил несколько тысяч лет? С которым вы воевали спина к спине? — голос Мадлены взвился и дрогнул вспугнутой птицей.

— Да, — не сводя с нее взгляда ответил Хортон.

Мадлена сглотнула. Затихла. Пила чай и, видимо, переваривала.

Или не знала, что сказать.

Что ж… Это ее право. Принимать правду Хортона или же отвергать ее. Сторониться, боясь, что эта правда разбудит давно дремавшие чувства.

Мадлена хотела снова быть не одна. Хортон отчетливо ощущал это.

Всем своим существом, каждой изголодавшейся по этой женщине клеткой. Он тосковал по ней все тысячелетия, сам еще не понимая, что тоскует.

Он ждал ее… Знал, что его жизнь в чем-то неполная.

Он еще понятия не имел о Мадлене. Но все равно изнывал без ее глаз, без ее рук, без ее близости и тепла ее тела.

И она тоже сейчас очень хотела вновь обрести семью, хотя и страшилась признаться в этом даже самой себе. Но ведь главное — лед растаял. А все остальное — дело наживное…

Хортон умел ждать. Умел терпеть и сидеть в засаде. Особенно, если эта засада прямо в доме Мадлены…

Особенно в такой тишине, настолько наполненной чувствами и порывами, что едва по швам не трещала…

***

Мадлена

Какое-то время на кухне висела напряженная тишина. Я не могла ничего сказать. Просто не находилась с ответом. Хортон молчал, глотал свой чай и тоже не проронил ни слова. Смотрел прямо. Не отводя глаз.

И это будоражило меня куда больше, чем если бы он смутился и спрятал взгляд.

Вдруг пронзили новые ощущения. Он понимал, что с ним происходит. Также, как безнадежно больной знает, что творится с его телом.

И для Хортона это тоже было сродни болезни. Тяжелой и трудно переносимой. Потому, что зависимость от кого-то стала для него внове. Уязвимость, открытость перед причиной этой зависимости тоже.

Кажется, он даже от своего Аскольда Гойского не зависел. Был у того на службе. Но исключительно по собственной воле. Мог развернуться и уйти в любую минуту. Но ему нравилось. Именно нравилось!

А вот сейчас Хортон был со мной не потому, что ему нравилось, а потому, что иначе он просто не мог…

Понимание этого совершенно сбило меня с ног. Я бы даже сказала — оглушило.

Я первой прервала наш диалог взглядов и отвела глаза.

Хортон странно, невесело усмехнулся, мотнул головой еще раз. Я уже привыкла к этому его жесту. Словно пожиратель никак не мог сбросить наваждение.

После этого Хортон встал и отправился готовить. Хотя я ни о чем его не просила.

Я все еще пыталась как-то привыкнуть к тому, что узнала. Смириться, что ли… С тем, что теперь от меня зависел этот огромный, непоколебимый ни перед болью, ни перед немощью демон. Это я отлично сегодня увидела, когда Хортон явился ко мне — обожженный и раненый.

Тем временем, пожиратель ловко сварганил нам яичницу с беконом и заварил свежий чай с липовым цветом.

Готовил он, и правда, без напряга. Тут я немного промахнулась с испытанием. Надо было попросить вымыть