Чёрная Тень - Себастьян де Кастелл

— Келлен? Я только хотела…

Ручка двери начала поворачиваться.

— Не входи пока, — взвизгнул я и обернул полотенце вокруг талии. Фериус как-то сказала мне, что людей в приграничье нагота не заботит так, как джен-теп, но я всегда подозревал, что она просто хотела, чтобы я опозорился.

Удостоверившись, что хотя бы мало-мальски соблюдаю приличия, я открыл дверь. Сенейра держала в руках стопку вещей, в которых я узнал свою сменную одежду. Когда я еще учился магии дома, у меня был порядочный большой гардероб — для занятий, на каждый день, для торжественных случаев. У человека, объявленного вне закона, обычно всего две пары одинаково грязного дорожного платья — и то если повезет.

— Отец вернулся к Тайну. Я, как смогла, привела твою сменную одежду в порядок, — сказала Сенейра. — Она вроде уже высохла — я повесила ее у огня.

Я хотел было извиниться за то, что выбежал из комнаты Тайна, но потом подумал, что, если Фериус прикрыла меня перед Береном, может, и Сенейра в это поверила. Наверно, я был просто не готов к тому, что она узнает, какой я трус.

— Спасибо, — сказал я, взяв у нее одежду.

Она, кажется, смотрела на мой торс, поджарый и загорелый после четырех месяцев в приграничье, но все равно особо разглядывать там было нечего.

— Что-то не так? — смущенно спросил я.

— У тебя шрамы, — ответила Сенейра.

— У кого их нет, — я схватил рубашку и поскорее напялил на себя.

— Не в нашем возрасте. И не столько, сколько у тебя, — она поймала мой взгляд, похоже, она мне сочувствовала. — Извини, Келлен, я не хотела…

— Все нормально, — ответил я. Не то чтобы меня всю жизнь избивали, но за последние несколько месяцев я попадал в такое количество передряг, немудрено, если вид у меня немного потрепанный.

Сенейра перевела взгляд на Рейчиса, который все еще лежал на своей табуретке.

— Ты принимаешь ванну вместе со своим зверем?

В устах Сенейры это прозвучало куда хуже, чем мне казалось.

— Я… не всегда, он просто…

— Келлен, — прорычал Рейчис, все еще лежа в воде, — скажи этой девчонке, что если она сейчас мне все испортит, я клянусь всеми девятью богами белкокотов, что вырву ее глаза и заставлю их съесть.

— Что он сказал? — спросила Сенейра.

— Тебе лучше не знать.

Она кивнула.

— Я пойду. Тебе, наверно, уже спать хочется. Я просто надеялась…

До меня вдруг дошло, что стою перед ней в одном полотенце и совершенно не готов услышать конец этой фразы — что бы она ни хотела сказать.

— Что такое?

— Фериус говорит, что завтра вы возвращаетесь в Академию. Я… отец не разрешит мне туда пойти. Он говорит, слишком велик риск, что кто-нибудь меня увидит, — она показала мне маленький предмет, сшитый из ткани, который держала в руках, и я не сразу догадался, что это детская игрушка, отдаленно похожая на лошадку. У моего народа нет кукол — они слишком похожи на симпатические фигурки, которыми некоторые маги пользуются, чтобы мучить своих врагов. — Ты не мог бы передать ее Тайну? Она долго была его любимой игрушкой. Он уже года два твердит, что уже вырос из этих игр… я не знаю. Может, я просто веду себя глупо.

Этого я не ожидал.

Я взял у нее куклу.

— Я передам ему.

— Спасибо, — поблагодарила она, а потом посмотрела мне в глаза. — Скажи ему, что я его люблю. Наверно, он не понимает по-настоящему, что происходит. Когда я уходила из лечебницы, он подумал, что я снова сбегаю, снова бросаю его. Я не хотела, чтобы он думал… Я все испортила, Келлен.

Пока я придумывал, что бы такое утешительное сказать, она уже исчезла, а я остался стоять в своем полотенце.

— Брысь, Рейчис, — сказал я, одеваясь. Он мрачно посмотрел на меня, но все-таки встал и перепрыгнул с табуретки на край ванны.

— Вытри меня, — приказал он, указывая на чистое полотенце.

— Что на тебя нашло? — спросил я. — Одной ванны хватило, чтобы превратить тебя в испорченного домашнего любимца?

— Вытри меня, — повторил он, встав на все четыре лапы, и приготовился отряхнуться, отчего я почти непременно снова вымок бы насквозь, — а не то я обойдусь сам.

Что я точно знаю о белкокотах? Иногда они бывают редкими засранцами.

Рейчис приложил все силы, чтобы убедить меня, что ему полагается вторая ванна, но я отказал наотрез, а так как никто, кроме меня, его не понимает, все его попытки объяснить Сенейре, чего он хочет, были истолкованы как желание выйти на улицу. В конце концов Рейчис сдался, хотя предварительно и сообщил, что жуткая месть обрушится на всякого, кто встанет между ним и его новообретенной любовью к ваннам и сдобному печенью.

Когда я все-таки добрался до постели, она оказалась очень удобной. Я решил, что отключусь, едва коснусь головой подушки, но что-то не давало мне уснуть. Может, дело было в привычке к дорожным ритуалам: собиранию дров, приготовлению места для лагеря, расставлению ловушек. Или в болтовне о всякой ерунде под звездным небом с моими друзьями Фериус и Рейчисом. А может быть, я не мог уснуть оттого, что мне просто было паршиво. Фериус не накричала на меня, даже не разозлилась, но с того разговора в лечебнице мы не обменялись ни единым словом. Рейчис же спал (и храпел) с усердием истинного праведника.

Я вертелся с боку на бок примерно с час, потом вышел на балкончик с видом на идеально ухоженный сад. Не знаю, сколько я там простоял, пока не заметил Рози, передвигавшуюся так бесшумно, что я ее даже еле услышал. Рози отрабатывала какие-то боевые приемы. Выглядело это так, словно она сражается с невидимым противником. В ее движениях было такое завораживающее изящество, что в конце концов я оделся и спустился к ней вниз.

— Как это называется? — спросил я.

— Эрес трида, — отвечала она, не сбиваясь с ритма и двигаясь с грациозной точностью по вымощенной гравием садовой дорожке. — Стиль боя на песке.

— Боя на песке?

— Я сказала что-то непонятное? — Рози развернулась на 90 градусов, отставленная назад нога легко скользнула по неровной земле.

— Просто я…

Аргоси остановилась. Я так и не понял, то ли она завершила последовательность движений, то ли я действовал ей на нервы.

— Бой на песке. Часть второго таланта.

— Второго таланта?

Глаза у Рози сузились, и я четко понял: она думает, будто я над ней издеваюсь.

— Я не знаю, что это такое, — сказал я. — Честно.

— Второй талант. Эрес, — она произнесла это слово так, будто я уже должен был его знать, а потом пояснила: — Оборона.