Техник-ас - Евгений Владимирович Панов

Когда надевал тёплый комбинезон (а наверху, мягко говоря, холодновато) и парашют, Кузьмич похлопал меня по плечу и сказал:

– С Богом, Илья. На рожон не лезь.

– Товарищ старшина, вы же партийный, а в Бога верите, – усмехнулся стоящий рядом младший лейтенант Суворов.

Их звено пойдёт со мной до линии фронта, а третье встретит, когда буду возвращаться, и в случае чего прикроет.

– Командир, а ты сам в Бога веришь? – Данилин, которого обязали проконтролировать, чтобы к отсеку с фотокамерой никто не подходил до момента взлёта, тоже решил поучаствовать в религиозном опросе.

– В Бога? – Я слегка попрыгал, поправляя парашютную систему. – А хрен его знает насчёт Бога, но вот в одно я верю точно. В то, что пройдёт не так много времени, и мы подойдём к самому фашистскому логову. И будет на обочине дороги стоять указатель «До Берлина 50 км», а ниже от руки рядовой Ваня припишет: «Ни х…я, дойдём!»

Кстати, анекдот в тему. Идёт антирелигиозная лекция, и лектор, заканчивая выступление, говорит: «Бога нет, товарищи, и, чтобы убедиться в этом, сейчас каждый подойдёт и плюнет на икону. И ничего страшного ему за это не будет».

Все подходят, плюют, один лишь Рабинович спокойно сидит на своём месте. Лектор спрашивает его: «А вы что же, товарищ Рабинович, не идёте и не плюёте?» – на что Рабинович отвечает: «Если таки Бога нет, то плевать просто бессмысленно, а если он вдруг есть, то зачем так сразу портить с ним отношения?»

Громкий хохот взрывом раскатился над стоянкой 13-й эскадрильи, а я полез в кабину истребителя. Пора, однако.

Линию фронта пересёк в составе звена и, уже углубившись на вражескую территорию на несколько километров, отделился от группы. Парни слегка пошумят и вернутся к себе, а мне предстоит вояж в тыл к немцам.

К интересующему разведку району подошёл с севера. На земле стало уже совсем светло, и в прохладном воздухе отчётливо было видно несколько столбов белого дыма. Очень похоже на полевые кухни. Так, а это что такое? Ну прямо классика жанра: поле, а на нём – много стогов сена. Даже слишком много. Прошёлся над ними на километровой высоте, делая снимки, а потом резко спикировал и дал очередь из пушки по одному из стогов. Что и требовалось доказать. Под сеном оказалась бронированная тушка танка.

Поняв, что фокус не удался, немцы открыли ураганный огонь из зениток. В небе стало несколько тесновато от пролетающего металла. Набрал высоту полтора километра и прошёл над районом ещё раз, щёлкая электрозатвором камеры. Блин, а страшновато. Когда снимаешь, то нельзя сменить курс и приходится идти как по ниточке, чем и пользуются расчёты зениток, всё больше и больше сжимая кольцо разрывов вокруг крохотного самолётика.

Всё, хорош. Надеюсь, снимки получились, и разведка увидит на них что-то стоящее. Хотя танки по-любому должны разглядеть. Вон они как шустро начали расползаться по полю, словно тараканы, спасаясь от тапки. Не, на фиг, на фиг. Домой.

Но домой сразу не получилось. Когда до линии фронта оставалось километров двадцать, наперерез мне из облаков вынырнула четвёрка «мессеров». От одного взгляда на них предательский холодок пробежал по спине. Вот они, голуби размалёванные, ёрш их медь. Интересно, только четверо или?.. А вот хренушки, вся банда здесь. Остальные отсекают от нашей территории. Прям дежавю какое-то. Совсем недавно так же дрался один против толпы, когда прикрывал отход наших со штурмовки. Только там фрицы были немного пожиже.

Упс, а вот и снайпер местного разлива нарисовался. Я едва успел увернуться от очереди, выпущенной с приличной дистанции. Ну что же, деваться некуда, придётся принимать бой. Надо только потихоньку оттягивать их к своей территории.

Всё, что происходило потом, память не сохранила, изрядный кусок времени словно оказался практически полностью стёрт. Остались только мельтешение крыльев с крестами, какие-то драконы, единороги, ястребы и прочая чертовщина на фюзеляжах. Чёрные дымные полосы по направлению к земле и треск пулемётов и авиапушек. Помню, как смолкло моё оружие, и хвостовое оперение с ненавистным крестом прямо перед винтом моего «яка». Треск, болтанка и… темнота.

В себя пришёл от резкого запаха гари, подействовавшего на меня не хуже ватки с нашатырём под нос. Самолёт стремительно нёсся на встречу с земной твердью, а это явно не входило в мои планы. Изо всех сил тяну ручку на себя – «як» нехотя начинает задирать нос кверху. Набегающий поток воздуха сбил пламя под капотом, но двигатель работал с подвизгиванием, и машину нещадно трясло.

Вот ведь твою же ж! И прыгать нельзя, и садиться на немецкой территории тоже: фотоплёнку надо во что бы то ни стало доставить к нашим. Иначе туда опять кого-нибудь пошлют, и опять не факт, что смогут выполнить задание. Блин, а левая рука-то болит и постепенно немеет ниже локтя, зато выше прям печёт. Зацепило, что ли? И где, в конце концов, встречающие? Рация разбита, и связаться не получится. А и фиг с ним, поплетусь тихой сапой домой. Авось дотяну.

Дотянул. С огромным трудом удерживая норовящий вырваться истребитель, притёрся к полосе. В самом конце пробега правая стойка подломилась, и истребитель несколько раз крутнулся на месте. Всё, дома.

И тут меня затрясло как припадочного. Руки, ноги, голову, всё тело трепало в сильнейшем откате. Попытался открыть фонарь и не смог ухватиться за ручку: рука просто не слушалась. Вот снаружи сорвали то, что осталось от остекления, вот кто-то сунул мне в губы горлышко фляжки. Прежде чем понял, что это спирт, успел высосать почти всю.

В себя пришёл только ближе к вечеру, лёжа на кровати в лазарете. Левая рука была забинтована выше локтя. С трудом сел на кровати, кутаясь в колючее шерстяное одеяло. Кроме нижнего белья, на мне ничего больше не было. Страшно хотелось есть. Вернее, есть-то мне как раз не хотелось – мне хотелось ЖРАТЬ. Просто дико хотелось, словно я неделю провёл на голодном пайке.

Из-за занавески, изображавшей здесь дверь, донеслись чуть слышимые голоса. Кто-то спросил шёпотом:

– Доктор, ну как он?

– Так и не просыпался, – послышался в ответ женский шёпот. – Видимо, сказалось нервное напряжение. Будем ждать.

– Считайте, что дождались. – Блин, а голос-то какой хриплый. И во рту сушняк, как после длительного запоя. – Проснулся я уже.

Занавеска тут же откинулась в сторону, и, так скажем, в палату ворвались врач местного полка, а за ней Гайдар и мой заместитель, старший лейтенант Шилов. Доктор сразу бросилась замерять мне пульс и смотреть глаза, а эти двое глядели на