Неукротимая Сюзи - Луиза Башельери

– Мы находимся в море уже в течение пяти часов. Вы сможете определить координаты нашего местоположения, помощник капитана?

Сюзанне показалось, что во взгляде Ракиделя вновь блеснул огонек иронии.

– Конечно же нет, мсье, – ответила она, стараясь, чтобы ее голос больше походил на мужской. – Вам ведь известно, капитан, что эта моя затея обусловлена исключительно любопытством и желанием послужить нашему королевству.

Именно в ходе этого разговора Жилю Жиро стало известно, что владельцем «Шутницы» является не кто иной, как Антуан Карро. Однако Жиро был из числа тех людей, которые предпочитают держать язык за зубами, тем более что его абсолютно не волновало, кому принадлежит это судно.

Чтобы удовлетворить любопытство своего первого помощника, Ракидель объяснил:

– Для определения широты, на которой мы находимся, мы будем использовать прибор, который вы сейчас видите и который мы называем…

– Астролябией, – закончил за него первый помощник.

– Именно так. Он позволит нам измерить высоту Полярной звезды и рассчитать точку нашего местонахождения в градусах.

Произнеся эти слова, капитан взял астролябию за кольцо и расположил ее в пространстве так, чтобы ее визир был направлен в сторону неба.

Однако первому помощнику капитана не довелось услышать и увидеть, что нужно делать дальше: у него начались сильные спазмы в желудке, и ему пришлось выбежать из кают-компании на палубу, где его тут же так сильно вырвало, что едва не вывернуло наизнанку. Затем Сюзи, пошатываясь, подошла к фальшборту[62]и перегнулась через него, чтобы изрыгнуть из себя все то, что еще могло оставаться в ее желудке. Впрочем, ее потуги были напрасными: в море не вылилось больше ничего.

К своему превеликому смущению, она заметила, что на этом участке палубы она не одна и что ее слабость не осталась незамеченной: за ней наблюдал насмешливым взглядом безусый матрос, прислонившийся спиной к фок-мачте[63]и куривший короткую трубку.

– Не переживайте, помощник капитана, нет на свете такого моряка, который ни разу не испытал бы на своей шкуре, что такое морская болезнь!

– И вы тоже?.. – озадаченно пробормотала Сюзи.

– Я? Я родился на судне, и меня тошнит на земле, а не в море!

– В самом деле? Вы действительно родились на судне?

– Это чистая правда! Мой отец был корсаром, и моя мать тоже!

– А я думал, – лукаво усмехнулась Сюзи, – что корсарами могут становиться только мужчины…

– У всякого правила бывают исключения. Моя мать была завзятым моряком – что, впрочем, не помешало ей родить на белый свет меня.

– Как вас зовут, матрос?

– Меня зовут Клод Ле Кам. Меня угораздило родиться в открытом море: тринадцать градусов северной широты, пятьдесят градусов западной долготы, неподалеку от одного из Малых Антильских островов, который называют Барбадос. На этой посудине я – марсовый[64].

Первому помощнику капитана уже было известно, что данная должность предоставлялась самым лучшим матросам – тем, которые обладали достаточной храбростью и достаточной ловкостью для того, чтобы лазать по рангоутным деревьям[65]во время маневрирования судна. Но как бы там ни было, это был первый из матросов, с которым Сюзанна Карро де Лере вступила в разговор. Затем они вместе подошли к группе других матросов, собравшихся на палубе неподалеку от них. Над судном летели, громко крича, чайки и бакланы. Они кружили вокруг мачт и иногда резко пикировали вниз, едва не задевая крыльями людей на палубе.

– Когда мы выйдем далеко в открытое море и еда у нас уже будет заканчиваться, они станут вести себя уже не так смело, – сказал марсовый, затягиваясь трубкой и выпуская изо рта облачко дыма.

Паруса хлопали, холодный ветер заставлял жмуриться, водяные брызги долетали до палубы, отчего создавалось впечатление, что воздух стал жидким. Сюзи направилась к средней надстройке судна, где ее ждали капитан, второй помощник, священник и врач.

С последними двумя она еще не была знакома. Священник, облаченный в поношенную и грязную сутану, разговаривал вкрадчиво – так, как обычно и разговаривают священники, – и никогда не поднимал глаза на тех, с кем беседовал. Врач, похоже, никогда не знавал, что такое голод: его живот был огромным и выпирающим вперед, а лицо – обрюзгшим и добродушным. Парик его был сделан из пакли, а носил он его всегда набекрень – что придавало ему комический вид и порождало сомнения в его способности кого-либо лечить.

Увидев, насколько юн первый помощник капитана, он удивленно воскликнул:

– А вот моряк, у которого, наверное, еще не все молочные зубы выпали!

Сюзи предпочла в ответ рассмеяться. Этот человек был таким забавным! Священник, исполняя свои обязанности, наскоро прочитал молитву перед едой, и все уселись за стол. Еда была очень даже неплохой, а вино развязало языки – кроме языка первого помощника, который вина пить не стал, к пище почти не притронулся и вообще чувствовал себя неловко.

– Судовладелец не поскупился, – сказал врач (его звали Гамар де ла Планш), – да и наш кок не ударил лицом в грязь. Это самое лучшее вареное мясо с луком, салом и уксусом, которое мне когда-либо доводилось отведывать!

Священник тут же сказал ему, что предаваться чревоугодию – грешно. Врач в ответ засмеялся:

– Когда дело дойдет до того, что вам придется есть свои подметки, отец Лефевр, вы будете мечтать только о том, как бы ему предаться!

Ракидель молчал, уплетая за обе щеки. Когда же речь зашла о бунтах, вспыхнувших в Бретани, и об отчаянной борьбе, затеянной некоторыми бретонскими дворянами, он вмешался в разговор:

– Сильным мира сего, похоже, все еще невдомек, что простым людям в один прекрасный день может надоесть спокойно смотреть на то, как их заставляют голодать, унижают, предают и доводят до того ужасного состояния, в котором сейчас пребывает большинство обычных людей, причем все это происходит из-за капризов и амбиций знати…

Данное заявление испугало священника, и он попытался напомнить о том, что один лишь только Бог решает, кому жить в роскоши, а кому – в нищете, и что люди никогда не смогут ни понять его замыслов, ни воспрепятствовать им. Однако священника перебил врач, являвшийся сторонником развития науки: он заявил, что наука когда-нибудь исправит ошибки, которые были допущены природой и которых не может избежать ни один бог.