Ураган в сердце - Кэмерон Хоули

– Не вполне напуган? Я еще ни одного не видела, кто бы до смерти не пугался.

– Да, в начале. Однако, уверен, вам хотя бы раз попадался такой, кто вообще отказывался верить, что у него сердечный приступ был. Помните того инфарктника у доктора Уэбстера, ну, владельца бройлерной фабрики, Шварц, так, кажется его звали?

– Полагаю, вам известно, что он умер на прошлой неделе.

– Да, я как раз о том и толкую, миссис Коуп. Ни у кого, не дожившего до пятидесяти пяти лет, не должно быть второго инфаркта. А если случается, значит, что-то делалось неправильно при лечении первого.

– Это был не мой больной, – сказала Коуп. – Но он был очень тяжелый, это я запомнила.

– А знаете, что мне мистер Шварц сказал, когда я его осматривал в прошлом месяце? Он сказал, что никакого сердечного приступа у него не было, во всяком случае, настоящего. Я сидел здесь, на этом самом месте, с его кардиограммой в руках, показывал ему все доказательства, которые были налицо, а он все равно твердил, что ничего страшного с ним не было, так, «ударчик небольшой», как он выразился. Если бы мистер Шварц вышел из этой больницы, понимая, что ему придется полностью изменить весь характер своего поведения, он был бы жив сегодня.

Лицо медсестры приняло выражение напряженной сосредоточенности.

– И как, по-вашему, надо обращаться с мистером Уайлдером?

– Говоря откровенно, миссис Коуп, пока я не вполне знаю его, чтобы с уверенностью указать путь, каким мы пойдем. Я поговорил с президентом его компании, получил немало общих сведений о его жизни, но все это в лучшем случае не более чем набросок главного. Президент обещал мне прислать его личное дело. Возможно, из него я узнаю побольше, надеюсь на это. Остальное же мы должны почерпнуть из разговоров с ним. Сегодня я держу его на умеренно большой дозе успокоительного, и всю ночь тоже, но, если утром все признаки будут такими же приличными, как сейчас, я освобожу его от воздействия лекарств и начну разговаривать с ним завтра днем или вечером.

– О чем?

– Обо всем, – твердо сказал Карр. – О его работе, о его семье, обо всем, что имеет отношение к его жизни. Я не хочу, чтобы пребывание в этой больнице стало для него бегством от действительности. Слишком часто именно этого мы и добиваемся: держим больного в такой уютной уверенности, в такой приятной изоляции, что он не в силах взглянуть правде в глаза. Я хочу подтолкнуть его к тому, чтобы он всю свою жизнь обдумал. Почему он делал это, почему он делал то? Как самого себя загнал в такой ритм жизни и довел до инфаркта?

– Что, по-вашему, я должна делать?

– Взяться за то, где в данный момент вы способны помочь больше всего: как я говорил, надеюсь, что получу вполне достаточно сведений общего характера о его деловой жизни, а вот более личная ее сторона… Жены-то его нет, с ней мы поговорить не можем.

– Думаете, беда как раз там может таиться?

– Я не знаю. Возможно. Во всяком случае, разузнать стоит.

На секунду показалось, что Коуп станет возражать, но она только поджала губы. Глянула на часы и поднялась:

– Сделаю в лучшем виде все, что смогу, доктор.

– В этом я уверен, – сказал Карр. Однако, глядя, как решительно она направилась к двери, как вышла из кабинета своей плоскостопной походкой, ни разу не оглянувшись, он почувствовал, как его предупредили: что считать «в лучшем виде», она будет решать сама.

Карр вернулся к столу, только сейчас разглядев на нем стопку писем. Он все еще продирался сквозь дебри рекламы фармацевтических компаний, выискивая что-нибудь, достойное внимания, когда снова почувствовал чье-то присутствие. Оглянувшись на дверь, увидел Джонаса Уэбстера, привычно засунувшего большие пальцы за проймы жилета и разглядывавшего его поверх очков, сползших (тоже по привычке) до середины носа.

– Входите, доктор, – радушно пригласил он, и радушие это было вполне искренним, потому как Карру в самом деле нравился этот человек: из всех докторов Окружной мемориальной Уэбстер больше всех отвечал имевшемуся у Аарона до приезда сюда представлению о том, каким должен быть «сельский доктор».

– Вы провели меня, – заявил Уэбстер.

– Как это? В чем?

– Вы берете себе этого инфарктного больного?

– Да.

– Не думал я, что вы возьмете.

– А почему бы и не взять?

– Не думал я, что вы станете так высовываться.

– Высовываться? В чем это?

– Обещаниями вернуть его к работе таким же полным сил, как и…

– Никакого такого обещания я не давал.

– Так ведь он только того и хотел, этот, как его… забыл, как зовут… ну, президент его компании.

– Я вообще никаких обещаний не давал, – сдержанно произнес Карр, он прекрасно держал себя в руках, пока не заметил странной улыбки на лице Уэбстера, с какой тот спросил:

– Титеру вы еще не говорили?

– Его нет в городе.

Улыбка Уэбстера сделалась еще более непонятной.

– Если вам, Аарон, так уж приспичило взять больного, то, по мне, было бы дипломатичнее стянуть его у кого-то другого…

При слове «стянуть» Карр вспыхнул, но тут же удержался от гневной отповеди, только услышав, как Уэбстер продолжил фразу:

– …у того, кто чуточку менее чувствителен к цифрам в своей бухгалтерской книжечке.

Уэбстер подмигнул, показывая, что шутит, и Аарону Карру удалось выдавить из себя хилый смешок, только когда главный доктор ушел, то весь юмор, если он и был, улетучился от осознания: ему сделано предупреждение. И времени прошло уже прилично, прежде чем он вдруг понял, что Уэбстер впервые назвал его Аароном. В любом другом случае его это порадовало бы, но теперь такое обращение лишь обостряло предупреждение и – рефлекторным откликом – утвердило его решимость заняться лечением Уайлдера, кто бы и как бы сильно на него ни стал давить.

Джадд Уайлдер вполне ясно осознавал, что уже проснулся, и вместе с тем он так недавно одолел неопределенную границу сна, что полной уверенности не было, с какой стороны этой границы доносился голос. Кто-то спросил: «Помните меня?» – и он кивнул наобум, рассчитывая быстренько справиться с задачкой на узнавание… ну да, он еще спит… миссис Горман…

Но лицо, медленно входившее в сознание, проступавшее, как фотоотпечаток в ванночке со слабым проявителем, не было лицом миссис Горман.

– Я была с вами в ночь, когда вас привезли вчера, – произнес голос. – Я миссис Коуп.

– Да, я помню, – выговорил он вслух, самого себя стараясь убедить, что и впрямь помнит, и, будто в награду за старание, лицо женщины стало обретать знакомые черты. Но это только все путало, потому как, чем дольше он вглядывался, тем больше она походила на миссис Горман: стоит себе, руки в боки уперла, – видение было настолько явственным, что он даже поймал себя на том, что ждет, когда она потребует: «Молодой человек, вы собираетесь вставать с постели или нет?»