Сначала догони - Марина Третьякова

Оперлась о стену, чувствуя как уже ледяная вода градом бьет по голове и плечам, хочется выключить но не могу понять как. Я куда-то жала? Что-то крутила?

Попыталась, настроить — вода потеплела, но колени вдруг начали подкашиваться. Закусила губу, ухватилась за шланг душевой. Устояла. Показалось, или в дверь стучат?

Помотала головой, руки стали слабыми и я выпустила из них хромированную трубку и провела пальцами по полосам. Снова покачнулась. Это уже не смешно, я похоже траванулась…

— Лена? — глухой голос Яра ворвался в сознание издалека, будто он за стеной или дверью. Ах да, я в ванной. Вода не трезвила, еще сильнее развозила, и я снова прикрыла глаза. И это стало ошибкой. Боль прострелила руку и правый висок, грохот жуткий, но я его не слышала. Будто стенка душа начала надвигаться на меня сама по себе. — Лена!

Голос уже ближе, вода перестала бить по нервам. Прохладные руки легли на лицо.

— Лен, ты как? — он говорил так мягко, что хотелось понежиться в обволакивающей ласке его голоса, но я не в силах была даже открыть глаза. Промычала что-то. — Неси нашатырь.

Уже тверже, и видимо не мне, потому что ну какой из меня сейчас носильщик? Краем сознания удивилась что слышу и даже могу понимать слова. А тело не слушается. Под коленями что-то проскользнула и мои плечи сжали, а потом невесомость — будто я в космосе и мир снова закружился.

Прохлада простыней и приятная дрожь, которая медленно как лавина начала перерастать в более сильную. Так, когда только из душа выйдешь и тебя колотит от прохлады в комнате. Под одеяло хочется. А тело не слушает команд.

— Держи, — голос Аллы где-то сбоку, потом резкий режущий ноздри запах ударил и я застонала но открыть глаза не могла, не слушалось тело. — Она просто нанюхалась, видимо. Лена говорила, что такое может быть. Она просто в коматоз впадет на несколько часов. Она сама так сказала.

Яр выругался, и я поняла что его голос звучит так знакомо, что хотелось за него зацепиться, чтобы эту тоненькую ниточку, связывающую меня с реальностью не потерять. Но как?

— Ладно, я присмотрю. Иди.

Хлопок закрываемой двери и тишина. А дрожь все не проходила. Сжимала судорогой мышцы, пробиралась в кости, холодила кровь. Даже зубы стали стучать.

Лба коснулось что-то шершавое.

— Ты как лёд вся, — сказал скорее себе, чем мне, и я ощутила как прогнулся под весом матрас. Что-то горячее как та самая скала, нагретая солнцем коснулось ледяной кожи и заставило дрожь отступить. Но этого мало. Так мало.

Скала медленно, отстранилась и вновь этот дикий холод окутал, послышался шелест ткани, а потом тепло вернулось, только было в нем что-то пугающее. Слишком тесно оно прожигало. Слишком бескомпромиссно льнуло. Слишком сладко было от этого неправильного тепла.

Меня как куклу повернули и уложили как удобно. Тело не слушалось и я не могла шевелиться, поэтому покорно позволила уложить и прижаться еще ближе, так чтобы ни одну клеточку не обделить этим теплом. Как будто я снова растворилась в этой скале. Что-то коснулось лба, и мне показалось я ощутила дыхание в волосах. А может это просто бред.

Темнота обступала со всех сторон. Гасила остатки света. Подавляла.

Яр больше не произнес ни слова, а может я просто окончательно отключилась и позволила этой тьме себя поглотить.

Проснулась я услышав надрывный лай псов. Открыла глаза, прислушиваясь к звуку, и тревога тут же прокралась внутрь от мысли что собаки реагируют так только на чужака. Что-то произошло…

Села на постели, и одеяло сползло, а я ухватила его край и удержала на груди, вдруг осознав что голая. Черт!

Огляделась, но вокруг не было ничего из одежды, и я закусила губу, не зная как поступить. Встать и проскочить к шкафу, а вдруг кто-то зайдет и увидит меня в неглиже? Тем более, я в комнате Яра… Простынь очень плотно засунута под матрас, ее не стащить, чтобы обмотаться, а одеяло слишком тяжелое, а эта проклятая слабость от которой руки дрожат подтверждает худшие опасения: одеялом обмотаться и встать не получится. Я надышалась и траванулась.

В детстве, когда моя бабушка собиралась варить подобный яд, она отправляла меня с ночевкой к соседке, к той приезжала внучка и нам разрешали спать в сенях или на печке вместе. Бывало, я оставалась в гостях не одну, а пару ночей, потому что бабушка позволяла.

Но только сейчас спустя пятнадцать лет я вдруг поняла, почему такая щепетильная в вопросах моего местонахождения и постоянно как клушка кудахчущая надо мной бабушка отпускала меня к чужим — она попросту не хотела чтобы я травилась как она. И не хотела, чтобы я видела как ее косят яды. Наверно поэтому я не до конца осознавала последствия в виде вчерашнего обморока в душе.

Помню как вошла туда, помню даже как пыталась прийти в себя. А потом помню боль будто со всего маху ударилась о стену и провал. Что это, если не обморок? Да и спать голой у меня нет привычки. Особенно в комнате киллеров, которые с самой первой встречи только и делают, что пытаются мне угрожать.

Кстати, про угрозы…

Лай прекратился, и я услышала, как отъезжает машина. Не знаю, Яр или Алла поехали, или же чужаки убирались восвояси. Хлопнула входная дверь и я услышала это даже на втором этаже, хотя стены в доме надо признать добротные, значит хлопок был сильный. Кто-то раздражен? Вряд ли это сделала хрупкая Алла. Скорее мой похититель рвет и мечет. Что его так рассердило?

Шаги по лестнице как набат отдавались в мозгу, и я откинулась на подушку и натянула одеяло до подбородка. Впилась взглядом в дверь и замерла, не осознавая, что даже не дышу.

— Проснулась, — в дверном проеме выросла фигура моего похитителя почти заслонив широкий косяк. Яр впился в мое лицо цепким взглядом и в глубине глаз цвета непролитого дождя мелькнуло беспокойство. — Как себя чувствуешь?

— Нормально, — прокашлялась, оказывается горло пересохло. — Можно мне одежду?

— Зачем? — вопрос заданный спокойным тоном удивил, я поджала губы, а Яр скрестил руки на груди и прислонился к косяку. — Ты вырубилась вчера в душе, думаю лишний день в постели тебе не помешает.

— Я не собираюсь весь день валяться. Надо перелить яд и убрать его в темное место на две недели, — распахнула глаза, вспомнив о кастрюле на крыльце. — Надеюсь вы убрали его…

— Да, Алла унесла яд в комнату с решетками на окне.

— Окно открыла?

— Да.

Ответил ровно и склонил голову на бок, будто ожидая продолжения беседы.

А я крепче стиснула одеяло, злясь на упрямство этого невыносимого человека.

— Я хорошо себя чувствую, — отчеканила по слогам в надежде, что Яр подойдет к шкафу и кинет мне одну из своих футболок, но тот не двинулся с места. — Мне уже лучше!

— Тогда пойти и возьми футболку в шкафу, — ответил равнодушно и я заметила налет иронии в его голосе. Вызов бросает значит. А вот фиг ему, а не ответка. Хочет, чтобы валялась, буду. Не доставлю ему такого удовольствия, наблюдать за мной гарцующей по комнате в чем родила мать. Не дождется.