Кто кого - Марина Серова

— Ах ты, сука, — без выражения проговорил Косой, — мало тебя натягивали, шалаву…

Под аккомпанемент этой милой беседы с трогательным обменом комплиментами в комнате бесшумно появился Демяша, за ним — Симонов и Красницкий.

— Без капусты щи не густы, — радостно поведал массажист, подходя вплотную к Косому.

Тот изумленно посмотрел на восторженного поклонника гастрономии и тут же уткнулся носом в пол от резкого движения Демяши.

— Лежать, сука, — прозвучал над ним грубый голос Симонова, в то время как Красницкий приставил дуло пистолета к затылку второго амбала.

С очаровательной улыбкой Демяша направился к Юле.

— Ах ты, ублюдок! — воскликнула она и ударила его левой рукой в живот. С таким же успехом она могла приложиться к гранитной скале. Аморфный человек с несоразмерно длинными руками только чуть качнулся вперед и с загадочным лицом изрек:

— Простите, вы испортите мне процесс пищеварения. Это в корне отравит мое существование.

С этими словами он легко скрутил девчонку и, запеленав в валявшийся тут же плед, аккуратно уложил на диван.

— Опять… — прошептала Юля, скрученная так сильно, что не могла шевельнуться.

Тем временем Симонов и Красницкий наскоро связали Санька и Косого, а Демяша вышел в прихожую, где Климов и Ставрогин, отчаянно ругаясь, пинали ногами окровавленного детину со стянутыми за спиной руками.

— Здоровый черт! — отдуваясь, произнес Климов. — Мы его со Славой вдвояка еле одолели, а он еще и выстрелить успел, гнида. Хорошо, на мне бронежилет был…

— Почему же я не слышал выстрела? — удивился Суворов.

— А у него, суки, с глушителей ствол, — ответил Климов.

— Все равно вам кранты, козлы! — прохрипел бандит, отчаянно корчась под каблуком Ставрогина. — Убили Тахира, гниды, а теперь нас рихтуете?..

— Тахира? — удивился Климов. — Тахира, мудозвон, шлепнул твой дружок Башков Олег, по приказу твоего шефа Воронина…

Бандит разразился грязной руганью, квинтэссенцией которой следует признать фразу:

«Хорош мне тут бабку лохматить, лох педальный!», сопровождающуюся выражением недоверия и рядом неблагожелательных высказываний в адрес присутствующих.

— Демяша, — кивнул Александр Иваныч, — сделай ему легкий массаж. Только смотри не убей, болван!

Длиннющая верхняя конечность гастронома-любителя мелькнула в воздухе и словно бы слегка прикоснулась к голове рассыпающегося в любезностях господина на полу. Тот умолк и тотчас же обмяк.

— Жизнь коротка без сала куска, — резюмировал массажист.

Воронин повернулся ко мне, потом к Савичеву, на лице его были написаны гнев и страх.

— Как же так? — раздувая ноздри, яростно пробормотал он и дернул щуплым плечиком.

В ответ на эту превентивную акцию Демяша так зажал беднягу, что тот взвыл от боли и конвульсивно засучил в воздухе ногами.

— Полегче с ним, еще кости переломаешь, — проговорил Суворов, — а он пока еще нам в целости и сохранности нужен. Потом посмотрим.

— Как же так? — повторил Воронин.

— Они открыли дверь ключами, которые я по недоразумению захватил вчера из вашей квартиры, — произнес Савичев.

— Такой вот знатный первоапрельский розыгрыш, — добавила я.

— Но как же вы справились с четырьмя моими людьми? — продолжал недоумевать Воронин.

— Пятью, — вставил Демяша.

— А, еще Юля, — протянул Воронин и косо посмотрел на Савичева. Тот вспыхнул и подошел вплотную к скульптурной группе Воронин — Дементьев.

— Если что-нибудь с ней случилось, я тебя убью, — сказал он массажисту.

— Меня? — протянул президент «Сатурна».

— И тебя тоже, тварь! — рявкнул Савичев и быстро прошел в комнату, где валялись связанные Косой и Санек, на диване лежала затянутая пледом Юля, а в креслах развалились Симонов и Красницкий.

— Леха! — радостно вскинулся вратарь, увидев Савичева, влетевшего в комнату. — Все хорошо?

— Какой идиот связал ее? — заорал Савичев, разрывая плед на длинные кривые полосы.

— Какой ты нервный, однако! — заметил Симонов. — Ну кто же знал, что ее не надо связывать?..

— Алеша… — сказала Юля, — вот ты и пришел.

Она обхватила его шею обеими руками и коснулась губами его губ.

— Как в плохой американской мелодраме, — прошептала она, — но ты вернулся.

— Можно сказать, что я и не уходил, — одними глазами улыбнулся он.

— Я люблю тебя.

— Не говори так, сейчас не время и не место, — серьезно произнес он, срывая с нее последние полосы пледа.

— Но что мешает мне сказать, если я люблю тебя… в том числе здесь и сейчас, — не отрывая глаз от его сурового лица, сказала эта странная девушка. И тогда он рассмеялся и обнял ее, чувствуя, как все та же красноватая дымка всплывает перед глазами.

— Ну конечно, — послышался вдруг голос Воронина, — я так и думал, что голубки спелись.

Его только что ввели в комнату и заботливо направили к лестнице на второй этаж.

— И этих наверх, — приказал Суворов, кивнув на Косого и Санька.

Красницкий и Симонов грубо, пинками, подняли двух связанных молодцов и повели к лестнице.

— Я знала, что все так и будет, — сказала Юля, — потому что иначе… — она перевела взгляд на свое отражение в зеркале напротив и как-то по-детски сказала:

— Ну вот… ты мне платье порвал.

— Это, наверное, Демяша, когда тебя пледом укутывал, — виновато откликнулся Савичев.

— Нет, я знаю, что это ты.

— Ну хорошо, пусть я, — согласился он.

— Ведь вы не будете убивать его? — Юля рывком села на диване и пытливо заглянула в глаза Савичева, отчего тому стало как-то не по себе.

— Кого?

— Дядю, — ответила она. — Или папу.

Дядя — Воронин Вадим Николаевич, папа — Конышев Иван Всеволодович, четко отметил про себя Савичев, и ему неожиданно стало неосознанно плохо. Он сам не понял, почему не может оторвать глаз от ее пристального немигающего взгляда, в то же время страстно того желая.

— Никто никого убивать не будет, — стараясь казаться холодным, ответил он. — Мы не твой папа и не твой дядя.

— И не твоя мама и не твоя будущая жена… или как там у вас?.. — насмешливо закончила она.

Он резко поднялся с дивана.

— Поговорим позже, — сказал он, делая шаг по направлению к лестнице.

— Ну что ж, ты сам сказал это. Но не знаю, как и быть, Алеша… ведь позже ничего не будет для нас. Быть может, поодиночке мы и сможем что-то значить… особенно ты, но вместе… — она покачала головой. — Никогда.