Омуты и отмели - Евгения Перова

– Вон! Вон из моего дома! – произнес он таким страшным голосом, что даже у Марины побежали по спине мурашки, а потом заорал: – Как ты смеешь, дрянь, своим грязным языком святое поганить! Да ты Марине ноги целовать не достойна! Шлюха! Сначала мать твоя из меня кровь пила, теперь ты.

В дверях толкались Муся, Ванька и Юля, прибежавшие на Ритин визг. Ванька с Мусей изумленно переглянулись: Леший ужасно матерился, а они за всю свою сознательную жизнь ни разу не слышали от отца ни одного «черного» слова, и самым страшным его ругательством было загадочное: «Ёж твою медь!» Сейчас же он так ругался, что Ванька, слегка все-таки продвинутый в этом вопросе, замер с открытым ртом. Юля, которая привезла Лешего из галереи и зашла поговорить с Мариной и Мусей, быстрей всех сообразила, что надо делать: она подхватила Совят, тоже примчавшихся на крик, и увела их в детскую, где уже сидела полуобморочная Ксения с бледным, но на удивление спокойным Лёсиком. Марина силой повела Лешего к выходу:

– Муся, быстро – отцовское лекарство. И влажные полотенца, холодные, давай! Вань, держи Риту! Только не выпускай ее из квартиры! Сможешь?

– Да легко! – сказал Ванька, толкнул рыдающую в голос Риту на стул и придвинул стул вплотную к столу, а руки свои положил Рите на плечи. Рита, плотно прижатая к столу, дернулась, но Ванька держал крепко. Марина притащила рычащего и упирающегося Лешего в спальню, усадила на кровать. Муся подала чашку с лекарством, Лёшка оттолкнул Маринину руку, и чашка покатилась по полу.

– Муся, накапай еще! – Марина схватила с прикроватной тумбочки лампу-ночник, выдернув ее из розетки, и сунула Лешему в руки:

– На, разбей!

– Что ты из меня дурака делаешь, мать твою! – он шваркнул лампу в угол, только осколки брызнули, а Муся испуганно присела.

– Не матерись, тебя дочь слушает, – Марина взяла его за голову и посмотрела прямо в глаза: – Я тебя не затем с того света вытащила, чтобы ты сейчас у меня на руках помер. Быстро выпил лекарство! Ну!

Голос у нее был пострашнее Лёшкиного. Он свирепо глядел на жену налитыми кровью глазами, но лекарство выпил. Марина и Муся засуетились вокруг Лешего, раздевая и укладывая:

– Мусь, подушку ему повыше. Ноги совсем ледяные! Там носки в ящике достань. И грелка где-то была. Так, спокойно. Куда ты собрался?

– Пусти ты меня! Что вы меня как сумасшедшего держите! Надо мне, пусти…

Марина пошла с ним – Лёшку вырвало, но зато сразу стало легче, и он покорно позволил себя уложить. Марина размяла ему затылок, шею и плечи, Муся растерла ноги.

– Мам, может, папе укол сделать?

– Да не надо мне никаких уколов…

– А ты вообще молчи. Я думаю, не стоит. Я «посмотрела» – предынфарктного состояния нет, просто у него давление подскочило до потолка, сейчас я потихоньку снижу, а то резко нельзя.

Теперь Марина четко представляла, что именно происходит с мужем и что надо делать – не зря же три недели болталась с ним в больнице, да и Муся уже подначиталась медицинской литературы. Через пятнадцать минут Леший уже дремал. Марина поцеловала его в лоб и встала:

– Ну вот, получше. Давление еще немного сползет. Муся, ты посиди с папой, ладно? А мне надо Ритой заняться, не может же Ваня вечно ее держать.

– Мам, а вдруг?

– Детка, все обошлось, я же вижу. Не бойся. Когда проснется, померяй все-таки давление. И отвлеки его. Поговори о чем-нибудь радостном, хорошо?

Марина заглянула в детскую, где приободрила Ксению Викентьевну и пообнималась с Совятами, а Лёсика взяла на руки и поцеловала:

– Не бойся, никуда ты не поедешь. Все будет хорошо.

Юлю она увела с собой: «Поможешь мне, ладно?» – отправив ей на смену Ваньку. Рита попыталась было встать, но не получилось: теперь ее держала сила Марины. Выглядела Рита устрашающе: нос и щека распухли, под глазом наливался синяк. Вся в крови и слезах, она глядела на Марину волчонком. А когда Марина подошла к ней с мокрым полотенцем, испуганно задергалась.

– Да сиди ты спокойно. Я тебе помочь хочу.

Она осторожно повела рукой над Ритиным лицом, остановила кровь, убрала опухоль и синяк, потом потрогала нос – да нет, не сломан, слава богу! Один зуб шатался, но ничего, поправимо. И вытерла ей лицо. Теперь ничего, кроме закапанной кровью блузки, не напоминало о пощечине.

– Юль, ты посмотри только, как она недовольна, что нос не сломан и зубы не выбиты. А знаешь, почему?

– Почему?

– А потому что больше нет никаких следов побоев.

– Каких еще побоев? Эта затрещина – побои?

– Ну да! Она же на нас в суд подавать собралась.

– Иди ты! – удивилась Юля. – А на что именно?

– Как на что? Мы же у нее ребенка украли! Еще избили заодно.

– Марин, она что, совсем дура? Слушай, я что-то на нервной почве проголодалась. Можно, съем чего-нибудь?

– Да что хочешь. Посмотри там. А Рита – дура, конечно. Но хитрая. Ты только представь, какие заголовки будут в желтой прессе: «Известный художник»… Нет – «Знаменитый художник и его жена-экстрасенс украли ребенка у приемной дочери, многообещающей молодой писательницы». Она уже видит себя в передаче у Малахова.

– Ишь ты. Сообразила. А что, она и правда писательница? – спросила Юля, вгрызаясь в кусок тушеного мяса, выловленный из кастрюльки. – Как вкусно, Марин! Не хочешь?

– Нет, я лучше тортик доем.

Марина достала из холодильника остатки шоколадного торта на блюдечке. Они с Юлей разговаривали так, как будто никакой Риты на кухне вообще не было, а та испуганно переводила взгляд с Юли на Марину и обратно.

– Конечно, писательница! Ты не знала? Практически Франсуаза Саган!

– А что она написала?

– Порнографический роман.

– Сильна!

– Представляешь, что придумала? – Марина облизала ложечку. – А то, что у отца от первого же заголовка инфаркт будет, ей наплевать. Всего два человека во всем мире ее любили – отец и сын, а она сумела обоих против себя восстановить.

– А ты?

– Я-то? Я никто и ничто. Проклятая ведьма, вот я кто. А то, что ее сына выкормила и вырастила, что от папочки ее прикрывала, это так и надо. Лёшка и половины не знает, что она вытворяла.

– Марин, да какой суд, ты что. Ее же любой суд в два счета материнских прав лишит: полгода собственного ребенка не видела. Адвоката наймем, Свешниковы нас поддержат – куда ей против нас! А зачем ей, кстати, вдруг ребенок понадобился?

– А она хочет на Лёсика своего голландца поймать! Он на ней жениться что-то не собирается, да и зачем? Спать с ней и так можно, еще и переводчица бесплатная. Он же видит, что она за штучка. У него пару лет назад ребенок умер – какое-то редкое генетическое заболевание, а он детей очень любит. С женой он расстался, вот Рита и придумала план. Кто ж против нашего Лёсика-то устоит!